Оранжевый портрет с крапинками - Владислав Крапивин

— Подумаешь. Не смертельно... Ты далеко живешь?

— Нет, за углом, на Якорной...

— Пойдем... — Она взяла мальчика за руку (бейсболку он крепко держал другой рукой), и они, пригибаясь против ветра, ринулись к перекрестку.

За углом ветер был послабее. Скоро Ника и мальчик оказались у подъезда, вскочили в него, как в убежище. Здесь к ним с радостным повизгиванием подскочил клочкастый пудель.

— Чапа! — обрадовался мальчик. — Здравствуй! Тебя что, домой не пускают?

Чапа потанцевал перед мальчиком, а потом и перед Никой, на задних лапах. Ника потрепала его по ушам.

— Хороший... Это твой?

— Непонятно чей... А вообще-то общий... Смотри, он на твой локоть глядит. Дай ему зализать, и быстро пройдет. У добрых собак слюна стерильная. Чапа всем ребятам коленки и локти зализывает, когда обдерут...

Ника усмехнулась и подставила локоть. Чапа деловито взялся за свое санитарное дело. Мальчик и Ника наблюдали.

— Спасибо, — через полминуты сказала Ника Чапе. А мальчику сообщила: — Ну, все. Надо мне идти. Не теряй больше шапку...

— Не буду, — серьезно сказал он. И вдруг попросил, когда она шагнула к двери: — Подожди...

Ника остановилась.

— Тебе очень нужна удача? — спросил мальчик.

— Еще бы... — горько сказала девочка.

— Тогда возьми. — Мальчик достал из-под фуражечной подкладки и протянул автобусный билет.

Ника смотрела смущенно и недоверчиво.

— У меня была уже одна большая удача, — объяснил мальчик, глядя большими честными глазами. — Пусть теперь случится у тебя.

Она неуверенно взяла билет.

— А не жалко?

— Немного жалко, — прямодушно сказал он. — Но ведь тебе нужнее. А когда жалко, это даже лучше. Волшебство получается сильнее...

— Ты хороший человек, — сказала Ника.

— Да ну... обыкновенный... — пробормотал он. — Когда загадаешь желание, сомни билет в кулаке. А потом разгладь снова...

— Обязательно... Спасибо... — Ника вдруг быстро чмокнула мальчишку в щеку. Потом опять потрепала по ушам Чапу и выскочила под ветер...

Мальчик постоял, держась за щеку. Вздохнул, присел на ступеньку, притянул пуделя к себе...

— Эх ты, Чапа... А я ведь скоро уеду...

А «Кречет» продолжал бороться со штормом.

— Жора, надо поставить штормовой стаксель! — крикнул капитан Ставридкин. — А то развернет лагом, будет полный марш Шопена!..

— Поставим, кэп!

И скоро вверх по штагу поползла парусина маленького треугольного паруса.

— Охохито, Паганель! Возьмите пока руль! — скомандовал капитан. — Старайтесь держать круто-круто в бейдевинд. На грани заполаскивания... Макарони, Жора! Стаксель-шкот втугую!

Два матроса перехватили рулевое колесо.

— Скорость-то будет никакая, капитан, — жалобно сказал Паганель.

— Главное, чтобы не развернуло бортом к волне...

— Постараемся, капитан, — пообещал Охохито.

Штормовой стаксель иногда стремился заполоскать, но

Охохито слегка перекладывал руль под ветер (Паганель, судя по всему, помощник был так себе), и дрожащая парусина снова натягивалась. Яхта шла, зарываясь носом в волну...

В кубрике Максим и Владик при каждом раскачивании по-прежнему наваливались друг на друга. Владик прокричал:

— Стало качать ровнее! Наверно, вздернули штормовой треугольник!

— Ты говорил, что не разбираешься в морском деле! А на самом деле вон как разбираешься! — крикнул в ответ Максим.

— Я говорил, что не учил специально! А что знаю, то само запомнилось!.. — Он повертел в пальцах очки. — Смотри, стекло треснуло. Даже не заметил когда...

Наверху капитан Ставридкин распорядился:

— Теперь надо перекусить по очереди. Как бы ни свистело, а питаться необходимо...

— Клянусь дедушкой, это правильно. У меня чем крепче свистодуй, тем сильнее аппетит...

— А как там эти любители приключений?

— Никуда не денутся. Я их закрыл внизу.

— Взгреть бы обормотов...

— За что, Данилыч? Любимого зайца спасали. Нам-то не до него было, а они вспомнили... И, кстати, действовали по правилам...

— Вот оказались бы за бортом. Разве выловишь в такой каше?

— Господь миловал... — Жора украдкой перекрестился. — Ты их, Данилыч, сильно не ругай. Клянусь дедушкой, геройские пацаны...

— Ладно... В любом случае надо сперва покормить...

Жора заглянул на камбуз.

— Дядя Юферс! Доблестные мариманы должны обедать даже на краю пучины!

— Придется опять консервами, Жора! Сам видишь, какие танцы!..

— Хоть чем! Клянусь дедушкой, я готов сожрать живого кашалота! — И Жора скрылся.

Корабельный гном Гоша сокрушенно сказал из-за своего укрытия:

— Кажется, это самое... намудрили мы с этим колдовством...

— Думаешь, мальчишки что-то сделали не так?

— Это самое... я сделал не так. Узел-то этот сам по себе. А я еще вдобавок поворожил это... по старинке. Гномьим заклятием. И это самое... перестарался, видать. Практики мало... Это, значит... старость...

— Зачем ты, Лангустыч, решил добавить ветру-то?

— Думал, это... что капитан сразу ляжет на левый галс, потому как при нем, при левом, это самое... «Кречет» послушнее. А он, капитан-то, кажется, это самое... не распознал еще такое... или не успел повернуть... Теперь это... уж точно не видать нам Синетополя...

— Это, Гоша, еще рано говорить. На море бывает всякое... Пойду кормить морячков...

— Погляди, как там мальчики. Это самое... тревожно за них...

— Погляжу...

Мальчиков между тем Жора с предосторожностями переправил через палубу в общий кубрик.

— Получите героев. Под расписку.

Максим и Владик встали, насколько это позволяла качка, в позу виноватых школьников, которых доставили в кабинет завуча.

Те, кто поедал из банок принесенные дядюшкой Юферсом консервы (капитан, Жора, Макарони и сам Юферс), молча смотрели на них.

Проглотив очередную порцию фасоли, капитан наконец спросил:

— Как по-вашему, что теперь с вами делать?

Они переглянулись.

— Наверно, выдрать, да? — с грустным пониманием выговорил Максим.

— Очень правильная мысль... Жаль, что пока не позволяет обстановка... Есть хотите?

— Да!! — возгласили оба юнги.