Колледж Некромагии. Самый плохой студент - Галина Львовна Романова

– Нет, – «пра Добраш» оглядел комнату, задержав взгляд на дальних уголках, – Марин здесь. Я его чувствую. Но…это уже не Марин. Вернее, не совсем Марин. Он переродился.

Послышался утробный вздох.

– Ай!

– Не ори. Ужас для таких существ – первейшее лакомство! Марин – или тот, кем он стал – не мог бы продержаться так долго в этой комнате, если бы не подпитывался все это время чужими эмоциями. Поначалу его держала собственная ненависть и досада, да и чувства остальных студентов сыграли свою роль. Потом время прошло, сюда подселили кого-то постороннего – место же освободилось! – и Марин наверняка попытался вступить с ним в контакт. То есть, он не хотел ничего плохого, – экзорцист говорил медленно, словно рассуждая вслух, – но студент испугался. А страх – эмоция очень сильная, вкусная, питательная. Не зря же большинство призраков предпочитает пугать – все эти завывания, стоны, подозрительные тени – все это разные способы добыть из людей так нужный им для жизни страх… Более того, – в голосе лектора послышался смешок, – большинство призраков рады тому, что не отправились в Бездну или на Звездный мост, а задержались здесь. Им нравится жизнь. И попытки «даровать им покой» – не всегда ими приветствуются… Вот и наш Марин. Он внезапно распробовал страх и начал пугать. Целенаправленно. Наверное, даже с течением времени он накопил достаточно сил, чтобы покидать, пусть и ненадолго, пределы этой комнаты. Подкараулить, выскочить, напугать, урвав «кусочек» страха – и сразу назад, чтобы в тишине и покое «съесть добычу». Так все и было? А, Марин?

Вопрос, адресованный потолочной балке, остался без ответа.

– Что же нам теперь делать? – жалобно спросила Изольда. – Я ведь готовилась, старалась…

– К чему ты готовилась?

– Ну… я думала, что…что с помощью некромантии верну Марина к жизни. Я даже синий корень украла у алхимика – думала, пригодится… А теперь…

– Я тоже…хм…даже в библиотеку пришлось набег совершить. А теперь получается, что все зря. Мы – здесь, в четырех стенах, и весь наш план – оба наших плана! – псу под хвост…

В наступившей тишине послышалось урчание.

– Я есть хочу, – пожаловалась Изольда. – И пить. Очень хочется пить. А еще… ну…

– Понимаю, – кивнул «пра Добраш». – Мне тоже. Думаю, где-то в вещах мы сможем найти…ну…подходящую посудину.

– З-зачем? – даже в сумерках было заметно, как покраснела девушка. – Ведь ты не думаешь, что…

– Я думаю, что тебе не приходилось выживать, – экзорцист встал и двинулся вглубь комнаты, ощупывая попадавшиеся предметы. – Мне тоже не приходилось доходить до такой крайности, когда нет даже глотка воды, но доводилось слышать и даже читать что-то в этом роде. Есть!

На свет появился кувшин с отбитым горлышком.

– Вот!

– Ты предлагаешь, – Изольда брезгливо скривилась. – Фу!

– А что предлагаешь ты? Кажется, ты вообще проходила в своей школе бытовое волшебство. Вам алхимию преподавали?

– Да.

– Вещества на составные части разлагать учили?

– Д-да…То есть… ты что? Всерьез считаешь, что я буду заниматься…такой гадостью?

– Гадость, – кувшин полетел в сторону девушки, та машинально его поймала. – Но так кажется только первые сутки. Посмотрим, что будет через пару дней!

– Пары дней ждать не придется, – голос Изольды все-таки дрогнул. – Нас обязательно найдут.

Что-то резко хрустнуло в груде вещей. Тьма по углам сгустилась внезапно, как будто щедрой рукой плеснули черной краски. Зашевелились тени по углам. Особенно одна, высокая, со странно свернутой набок головой. Изольда втянула голову в плечи.

– Ага, уже ищут, – ее товарищ по несчастью даже не вздрогнул. – С ног сбились. Ты, если мне память не изменяет, пропала почти двое суток назад. Я – больше суток тому… Да, снаружи заметили наше отсутствие, но объясняют его вполне естественными причинами. Или вовсе еще не заметили. Должно миновать несколько дней, чтобы люди засуетились и принялись за поиски. Ты продержишься тут столько времени?

Изольда прислушалась к своим ощущениям. Потрогала живот, посмотрела на кувшин.

– Не знаю.

– И все-таки я тобой не довольна!

Это была первая внятная, четкая и серьезная фраза, сказанная Ханной за последние три часа. До этого девушка ограничивалась восклицаниями и короткими «Да!», «Нет!», «Ой, ты чего?», – и Оливер резко приподнялся на локте, глядя на нее сверху вниз с тревогой и отчаянной решимостью. Только что он был буквально переполнен нежностью, был ошеломлен свалившимся на него счастьем – и вдруг эти холодные, полные обиды слова.

– Ты что? Я, – он мысленно окинул взором все, что они проделывали там, в аудитории и потом, здесь, в комнате Ханны, запершись изнутри, нашел, к чему придраться и весь сжался. – Я что-то сделал не так? Тебе не понравилось? Почему ты молчала?

Ханна рассмеялась сквозь стиснутые зубы, поелозила, устраиваясь поудобнее и, выпростав из-под одеяла руку, погладила Оливера по взлохмаченным волосам:

– Глупый. Все было хорошо! Даже больше… Я даже не думала, что это так здорово! Думала, и чего это девчонки за парнями бегают… Ради такого побегать можно. Только… Что я только родителям скажу?

– Мы поженимся и ничего говорить не надо, – вырвалось у Оливера прежде, чем он сам понял, что сказал.

– Поженимся? – Ханна развернулась поудобнее, взяла его за уши, притягивая к себе так, что они опять чуть не коснулись губами друг друга. – Ты сказал «поженимся»?

– А, – он сделал попытку отползти, как щенок, которого схватили на шкирку и тычут носом в лужицу, – ты этого не хочешь? Я думал, что…этого все хотят…

– Я – не все, – отчеканила Ханна, но тут же торопливо добавила. – Просто я не думала, что ты скажешь об этом вот так… быстро. Почти сразу. Думала, ухаживать будешь, как принцы в книжках ухаживают… Цветы дарить и…все такое прочее…

– Как в книжках? В каких книжках? – тупо переспросил Оливер.

– Ты не читал? Ах, да, ты же читаешь только учебники и вы, мужчины, считаете женщин глупыми потому, что нам нравятся эти любовные романы… Вон, у Изольды таких целая стопка! – Ханна махнула рукой в сторону постели соседки. Из-под кровати высовывался сундучок с ее личными вещами. – Там и про рыцарей Круглого Стола, и про Тристана и Изольду, и про Ланселота и Гвиневеру, и еще про всяких… Она про Тристана и Изольду особенно любила. Все говорила, как это прекрасно – умереть в один день и чтобы даже после смерти не разлучаться.

– И тебе, – Оливер смотрел на сундучок так, словно тот был покрыт записями любовных легенд, – тебе это нравилось?

– Ну…

– Цветы и все такое прочее?

– Э-э… – Ханна почувствовала, что происходит что-то не то. Оливер весьма болезненно воспринимал любые замечания относительно того, что он что-то не знает и не умеет. То, что у нее тоже опыта никакого не имелось, им здорово мешало, почему им и понадобилось три часа на то, что у Рихарда, например, получалось за пятнадцать минут.