Гипнотизер - Барбара Эвинг

Ее величество королева Виктория лично следила за ходом дела: конечно, не могло быть и речи о смертной казни через повешение, потому что осужденную признали невменяемой. Она была не просто лишена рассудка, она была женщиной благородного происхождения. К таким людям применимы другие правила, и, кроме того, надо было учитывать, что обвиняемая была жестоко обманута своим лицемерным мужем. Люди бормотали себе под нос, что это настоящая трагедия, ужасная трагедия; многие выражали надежду на то, что мистер Чарлз Диккенс использует сюжет этой истории для одного из своих будущих творений.

В последний день судебного разбирательства вынесение приговора было отложено, чтобы аристократические умы немного пришли в себя, и Гвенлиам решила отправиться в тюрьму Ньюгейт. Корделия и Рилли были крайне возмущены.

— Я должна это сделать, — тихо вымолвила Гвенлиам.

Они молча прошествовали весь короткий путь от Олд Бейли до Ньюгейта, и вот перед ними показались тяжелые железные двери, охраняемые часовыми. Рука у Гвенлиам была все еще забинтована.

Они услышали, как поворачиваются в дверях ключи: звук шагов гулко отзывался в холодных коридорах. Гвенлиам вошла внутрь вместе со смотрителем тюрьмы. Двери открывались и закрывались с резким щелчком. Воздух был темным, сырым, холодным, а вся обстановка пугающей. Корделия и Рилли ждали возвращения этой необыкновенной девочки с тяжелым предчувствием.

И вот Гвенлиам вернулась. Ее лицо было таким усталым, бледным; она шла, высоко подняв голову, словно боялась сломаться. Они не задали ей никаких вопросов, решив подождать. Рилли, которая отвечала за их расходы, настояла на том, чтобы они взяли кабриолет до Элефанта.

— Она не захотела со мной разговаривать, — наконец вымолвила девочка. — Я ждала, но она не произнесла ни слова. Я сказала, что мы перед ней в долгу. Именно она, а не папа, позаботилась о нашем образовании, которое пристало юным леди, хотя теперь я не знаю, насколько оно было нам необходимо.

Она не стала говорить о том, что ее сестре оно принесло сомнительную пользу (и они представили себе прекрасную, измученную предсмертной агонией девушку в свадебном платье). Голос Гвенлиам был спокойным, но она ежилась, словно плохо чувствовала себя. Корделия взяла ее руку.

— Теперь все уже позади, — проговорила Корделия ровным голосом. — Вся та жизнь уже в прошлом.

Они прибыли домой, на Пикок-стрит. Регина предприняла героическую попытку разжечь огонь, однако труба оказалась настолько забита сажей, что дым повалил обратно в большие, продуваемые сквозняками комнаты, где беспокойно мигали свечи, а в углах что-то шуршало. В этом доме не было ни кухни, ни туалета, лишь зловонная сточная яма в задней комнате. В этом доме надо было зажимать уши, чтобы не слышать ночных криков, которые, возможно, срывались с твоих собственных губ.

На следующий день, когда босоногий мальчик вскарабкался по трубе, чтобы почистить ее, посылая ругательства по адресу Рилли (которая в ответ не скупилась на слова), на Пикок-стрит доставили письмо, первоначально адресованное в Блумсбери. Его принес мальчик от миссис Фортуны. Он потребовал дополнительной платы, за то что пришлось обегать весь Лондон. Рилли, которая в другие дни дала бы ему шиллинг, бережно отсчитала лишь четыре с половиной пенса. В комнату посыпалась сажа, и черная пыль покрыла все вокруг: одежду, стулья, и, наконец, вниз упала дохлая птица. Голубь.

— Проклятая грязь, — озираясь вокруг, выругалась Регина.

Письмо было адресовано мисс Корделии Престон.

«Дорогая Корделия,

Прошу вас, придите ко мне, потому что у меня есть новости, которые могут утешить вас в этот непростой час.

Искренне ваша,

Флора Фортуна (миссис),

из своего заведения».

Снова посыпалась сажа, Регина подняла мертвого голубя и выбросила его на улицу. Гвенлиам смотрела в одну точку. Она витала мыслями где-то далеко, отрешившись от происходящего.

— Я не могу, — сказала Корделия.

— Ты обязана, я пойду с тобой, — приободрила ее Рилли, хватая их накидки.

— Мне не хочется идти в заведение миссис Фортуны.

— Корди, у тебя нет выбора. Наверное, это касается работы. Нам нужна работа.

Они умылись холодной водой, которую принесли с улицы, и попытались очистить одежду от грязи и золы. То, что они носили траур, было сейчас кстати, потому что черная сажа покрывала все вокруг толстым слоем. Корделия с большой неохотой надела шляпку, а Рилли чмокнула в щеку потрясенную бледную Гвенлиам. Им пришлось идти пешком: они вышли на Элефант после полудня, а прибыли в заведение миссис Фортуны только под вечер. Женщины оставляли за собой маленькие черные следы и всю дорогу строили планы на будущее, в котором не должно быть места работному дому. Проходя мимо здания на Винегар-Ярде, они поспешно отвернулись. Сразу за работным домом был вход на Друри-лейн. Они поднялись по шатким ступенькам, ведущим в «Кокпит». Был довольно ранний час для обычных посетителей этого заведения, и женщины надеялись, что не встретят своих бывших коллег. Им было тяжело даже представить себе возможную встречу с мистером Трифоном. Они привели себя в порядок, однако и одежда, и волосы пропахли дымом.

В комнате сидела танцовщица Олив и читала по слогам дешевую газету, а мистер Юстас Онор наигрывал что-то на арфе. Когда они увидели Корделию и Рилли, их лица осветились радостью. Олив поднялась им навстречу и обняла их.

— Привет, привет, мои дорогие! Вы стали знаменитостями, у миссис Фортуны припасены для вас новости. А у меня есть работа на ближайшие три месяца! Только представьте: я буду танцевать в Ковент-Гардене! Какое удачное время, миссис Фортуна, вот и они! Корделия и Рилли уже пришли!

Мистер Онор все играл. В зал, спеша, вошла миссис Фортуна.

— О, какая радость! Девочки, у меня из-за вас столько проблем было, ну да ладно! У меня ведь доброе сердце, я зла ни на кого не держу, так что оставайтесь моими друзьями и постоянными посетителями.

Она словно не замечала их бледности и того, что они были в черном. А может, осознавая, что Корделия переживала не лучшие времена, намеренно обходила эту тему. У миссис Фортуны были новости, и это волновало ее больше всего.

— Я готова была упасть, когда получила это письмо. Конечно, я его открыла, ведь на нем стоял адрес моего заведения, так что, можно сказать, оно было адресовано и мне тоже. Ну и ну!

— Портвейна, — машинально сказали Корделия и Рилли (хотя Рилли ужасно не хотелось расставаться даже с лишним пенни).

— Портвейн и письмо, — распорядилась миссис Фортуна, бережно отсчитывая деньги.

Наконец она положила конверт со множеством штампов и отметок перед Корделией, потому что письмо было адресовано мисс Корделии Престон, до востребования, по адресу «Кокпит» у миссис Фортуны, Друри-лейн, Лондон. Олив и мистер Онор подошли ближе, а Сьюзан Фортуна со своим большим животом даже не сдвинулась с места. Карлики-танцоры Джеймс и Джоллити тоже подошли к столику Корделии — всем было известно содержание этого необычного послания. Вдохновленная присутствием коллег и выпитым портвейном, Корделия открыла уже вскрытый конверт. Письмо пришло из Нью-Йорка, из Америки.