Любовь под зонтом - Иринья Коняева

— Привет. Чего ты такая? — Настя подсела к одногруппнице и легонько коснулась локтя, машинально отметив, что Ксюша и парфюм сменила. Раньше она пользовалась тяжёлыми вечерними ароматами, от которых кружилась голова через десять минут нахождения с ней в одной аудитории.

— Да ничего, — брякнула Ксюша и насупилась.

Настя уже подумала, что разговор на этом и закончен — подруга закрылась, отвернулась. Но через минуту та завела его сама:

— Меня бесит, что все кругом такие счастливые. Бесит, — призналась Ксюша. — У всех всё кругом хорошо, все милуются–целуются, открывают бары. Натка замуж выходит, ты с Димкой живёшь, Динка помирилась со своим… Ай! — девушка махнула рукой и шумно выдохнула. — Я… ты наверное заметила, что мы с Севой в Таиланде тоже поддались атмосфере отдыха, все дела.

— Если честно, то не заметила. В Бангкоке мне показалась странной твоя реакция на него, но я тогда в таких растрёпанных чувствах была.

— Надо думать! — хмыкнула Ксюша. — Димка тебя так шустро захомутал, мы все прибалдели, представляю, как тебе было. Если друг оказался вдруг… — захихикала она неожиданно добродушно для своего настроения.

— Типа того, ага. Но я не поняла, чего с Севой вы не поделили? Ты говоришь, что поддались атмосфере отдыха. Ну, переспали и переспали, в наше время это ведь не катастрофа. — Настя немного покривила душой, для неё подобные отношения всегда представлялись неприемлемыми, но Ксюша в этом вопросе проявляла куда большую широту взглядов, и фраза показалась девушке уместной. — Тем более Сева — не совсем твой типаж. Ну, наверное, — стушевалась Настя под конец.

— Сева, — Ксюша посмотрела наверх, словно разглядывая люстру, — он инопланетянин. Не от мира сего. Вот честно. Мне сперва показалось, что он такой, знаешь, зануда–ботаник, над которыми издеваются в классе, дразнят по–всякому. Ну, ты понимаешь.

Настя кивнула. Да, Сева производил именно такое впечатление. Когда она впервые его увидела, сразу подумала — учёный. Физик или математик. И уж никак не могла предугадать, даже подумать, что этот с виду простой как две копейки парень обладает особой магией — магией обращения с женщинами. По–другому она не могла это назвать.

— Но он симпатичный, признай. — Ксюша заглядывала в глаза, требуя подтверждения, и Настя кивнула снова. — Он так не похож на всех наших парней, естественно, я сразу обратила на него внимание. В этих своих рубашках он такой… худющий, ну прямо задохлик. А как разделся на пляже, так сплошные мышцы. Я просто глазам своим не поверила! И такой пропорциональный. Ну, сухощав, конечно, но ведь мышцы!

Девушка рассказывала, рассеяно скользя взглядом по залу, замирая на небольшие промежутки времени, словно заглядывая в воспоминания. И говорила откровенно, будто и не было рядом Насти, которая недоверчиво смотрела на подругу.

— И ты понимаешь, — Ксюша повернулась к одногруппнице, заглянула в ошарашенное Настино лицо, — я с ним совсем другая. Не такая, как с другими. С ним чувствуешь себя особенной, и даже кажется, что ты такая и есть. Я не знаю, как объяснить. В общем, я хочу с ним встречаться, а лучше сразу замуж. Он такой… такой… Да после него другие мужчины и не мужчины вовсе! — с отчаянием и детской обидой в голосе пожаловалась Ксюша. — Только он не хочет. Притом мы это обсудили сразу, до секса, понимаешь? А я, дура, подумала ещё тогда: «Ой, парень, не смеши мои подковы! Сам потом не бегай за мной с кольцами–букетами и серенады под окном не пой». А вышло, что я готова делать что угодно, лишь бы быть с ним. Ботаником и задротом, — зло добавила она и тут же признала очевидное: — Только он не такой. Он офигенный. А я реально готова на всё, чтобы как–то исправить то, что натворила. Я, не он, понимаешь? И это меня убивает!

Настя готова была придушить Севу за то, что он «такой офигенный» и травмирующий для женской психики. Она понимала — да, он честно–откровенно сообщил Ксюше о своих намерениях и не обязан был влюбляться. Но женская солидарность требовала справедливости. Женской справедливости, а не вселенской.

«В конце концов, каждой твари по паре, и если женщина свою пару выбрала, мужчина должен быть джентльменом и не выпендриваться, тоже незамедлительно влюбиться!» — непримиримо думала Настя.

Дима поглядывал на девушек и переписывался с Севой. Состояние Ксюши критическим не выглядело, вполне обычная реакция девушки на расставание с другом, а вот Настя что–то завелась.

Подозрение, что в ближайшее время придётся лезть туда, куда ему совсем не хотелось бы, а именно — в личную жизнь Севы, переросло в уверенность, когда Настя, кивая и поддакивая Ксюше, повернулась в его сторону и посмотрела выразительно, дёрнула бровью недовольно.

«Чёрт, ну нахрена я позвал Севу с нами в Таиланд? Вот знал же, что без приключений не обойдётся. Ботаник хренов! Бабы эти дурные ещё! Сама ведь сказала ему: «Только секс и никаких претензий после». Курица! Влюбилась она, а мне теперь разгребать. Настю успокаивать. И это ладно, если обойдётся без Ярика. Тот уже бесится, наверное. И правильно делает», — злился парень.

Ярослав выступал настоящей палочкой–выручалочкой для друзей. Обладая тем самым животным магнетизмом, о которых испокон веков слагают стихи и пишут книги, он легко отвлекал внимание печальных брошенных девушек на себя.

Обычно это происходило не специально, но когда одна из таких вот Ксюш после расставания бегала по всему городу за друзьями и доставала их, пытаясь вынудить тех помирить «влюблённых», названивала Севе по триста раз в день и приезжала на работу к его матери, чтобы та «повлияла», парень не выдержал и попросил Ярослава временно поухаживать за истеричкой.

Мама у Севы сильно переживала, что парень не найдёт себе девушку — а она была совершенно не в курсе, что с девушками у сына проблем как раз–таки нет совсем, — и готова была помогать инициативной и навязчивой девице изо всех своих материнских сил, что парня безумно тревожило. Ему–то до девичьих проблем дела не было, а вот мама — это святое.

Спасать ботаника от полчищ