Любовь под зонтом - Иринья Коняева

— Ой, да тут осталось–то. Тесты с первого дня задержки показывают, — отпиралась девушка.

Она хотела ребёнка и чувствовала, что он у неё уже есть, но боялась. Боялась, что это лишь игра воображения. Во время небольших перерывов на работе она читала–читала–читала о подобных случаях. И боялась ещё сильнее.

— Ну, чего ты отпираешься, а? Страшно?

— Угу, — призналась Настя.

— Давай бояться вместе, да? — Дима чмокнул трусиху в щёку и ласково погладил по спине. — Котёночек, ну мне ведь нужен убедительный аргумент, чтобы называть тебя бегемотиком. Ну пожалуйста. Давай уже узнаем точно и или расскажем всем на свете, или будем загадочно молчать и хихикать у всех за спиной.

— Лучше молчать, — сказала тогда Настя.

Да только молчать не смогла.

Дима помнил из того дня всё, вплоть до мельчайших деталей.

— Можно, я хотя бы Маришке скажу? — Настя сидела на пассажирском сидении машины. Сообщение с результатом анализа пришло на электронную почту как раз в тот момент, когда они ехали домой из магазина.

— Да ладно, небось уже скинула ей смс, признавайся. — Дима нервно хохотнул и так лукаво посмотрел, что, похоже, ответа и не требовалось — догадался и был уверен в своей правоте.

Они припарковались у обочины, так как эмоции били через край и парень обоснованно опасался попасть в аварию или спровоцировать её. Руки задрожали, кровь ударила в голову, тошнотворный комок — в горло, как только он услышал Настино протяжное «О–о–о». После фразы: «О, анализы готовы. Ничего себе, как быстро» особо гадать не приходилось, что вызвало столь бурную реакцию у девушки.

Страх быстро сменился радостью, только вот состояние пока оставалось слишком нестабильным, чтобы ехать дальше. Надо было немного переждать, смириться с мыслью.

Дима не ожидал, что результат анализов так взволнует. Он ведь был готов. Ему казалось, он готов услышать: «Я беременна», но по факту мысль оглушила, ошеломила, испугала едва ли не до икоты. И лишь затем пришла радость. И осознание. И принятие. Действительно свершилось.

— Нет, не скинула, — упёрлась Настя. — Но сейчас скину.

— Ладно, сделаю вид, что поверил. — Димка подмигнул строптивице. Он спокойно воспринимал женские слабости и относился к ним снисходительно. Лучшая подруга — это святое, а уж настроенная положительно по отношению к нему лучшая подруга — так вообще сокровище. — Но тогда и родителям скажем, и друзьям остальным, а то как–то не очень честно.

Настя замерла на мгновение, оторвалась от телефона, посмотрела неуверенно, но спорить не стала. Как смол чать, когда хочется кричать на весь мир?

— Давай. Я всё равно не смогу утаить. Хотя Маришка пишет, что лучше после трёх месяцев сообщать, когда уже нет рисков первого триместра.

— Каких рисков? — Дима выпучил глаза, не скрывая ужаса, даже не стал комментировать, как Настя «не рассказала» подруге о беременности, что та уже успела советов надавать.

— Она не сказала. Пишет только, что лучше вообще не читать ничего в интернете, так как там страшилки одна хлеще другой, просто ходить к врачу своевременно и радоваться малышам.

— Малышам? — Дима сглотнул. Он ещё не переварил новость о реальности ребёнка, а тут вдобавок ещё и намёк на нескольких детишек сразу.

— Ну, она так написала, — Настя чуть нахмурилась. — Т 9, наверное, исправил. Хотя в нашем случае это действительно могут быть малыши, я же тебе объясняла, что это от женщины зависит, а у нас в роду… Ой, надеюсь, что всё–таки будет один ребёнок, как–то я не готова нянчиться сразу с двумя. Как вспомню этот ужас с близнецами, дурно становится. Один ползёт в одну сторону, другой — в другую. У одного на шоколад аллергия, у второго на цитрусовые. В итоге, как ты понимаешь, в доме ни того, ни другого, только в виде подлежащей наказанию со стороны мамы контрабанды. А всё это ещё так пахнет, хрен спрячешь…

Настя говорила что–то ещё, жаловалась, делилась воспоминаниями, и Дима немного отошёл от нервного потрясения, завёл машину и выдвинулся в сторону дома медленно–медленно, в правом ряду.

В голове его кадр за кадром прокручивался фильм: вот он со страхом протягивает руку, чтобы прикоснуться к малышу, вот Настя хмурится и отдаёт ему сразу два свёртка с голубыми бантами и напутствием «Привыкай». Ему радостно и боязно одновременно, но спорить с женой бесполезно, и он берёт их немного неловко, осторожно, страшась упустить, прижимает крепко к себе.

Вот они подросли и, как озорные черепахи, шустро расползаются в разные стороны. А вот пытаются утащить его гирю, но даже с места сдвинуть её не могут и ревут в два голоса от обиды. Громких голоса. Безумно громких.

А вот они уже играют в пиратов и ломают рундук, который стоял себе спокойно и был целым лет двести. И ему чертовски жаль раритет, но расстроенные мордахи флибустьеров топят суровое мужское сердце в два счёта, словно это льдинка в стакане с горячим чаем. Настя выговаривает ему, что, слава богу, у них не дочь, иначе с таким потакающим во всём отцом она точно выросла бы той ещё принцессой–недотрогой и жуткой эгоисткой. И чуть ли не тут же беременеет дочуркой.

Внутренняя камера смещается, и Дима видит дочь уже взрослой, словно сработало заклинание «О, Джонни, я хочу как в синематографе! Прошу тебя — сделай монтаж» из фильма «Человек с бульвара Капуцинов». Она темноволосая и сероглазая, безумно красивая копия его самого, но с Настиной мимикой. В этом кадре она с недовольным выражением на лице, так как дядя Боря в очередной раз прогнал её поклонника, дежурящего у подъезда. И ситуация до боли напоминает ту, в которой оказался он сам почти пять лет назад.

Настя усиленно переписывалась с Маришкой, выливая на ту водопад эмоций и страхов, и не видела, как её мужчина украдкой смахнул слезу, но как прочистил горло — услышала и перевела внимание на любимого.

— Нам, наверное, лучше сегодня дома побыть, да? У меня руки до сих пор