Секретные бункеры Кенигсберга - Андрей Пржездомский

Около длинного сарая тарахтел трактор. Тракторист, наверное, куда-то ушел, а мотор не выключил. Всюду лежали штабеля досок, земля была усеяна опилками и стружкой, пахло древесной пылью. Слышался вой циркулярной пилы. Рядом, на месте бывшего дома Коха, возвышалась деревянная постройка лесопилки.

На нас никто особенно не обращал внимания. Мы прошли по территории центральной усадьбы, свернули на проселочную дорогу, ведущую к птицеферме. Пейзаж был настолько обыденным и умиротворенным, что всякая мысль о каких-то таинственных подземельях в этих местах казалась несерьезной. Стрекот кузнечиков, аромат летнего поля, душистый запах скошенной травы…

Когда из дома около дороги вышел высокий парень в штормовке и стал седлать пегого жеребца, привязанного за уздечку к перилам крыльца, я обратился к нему с вопросом, не видел ли он в округе каких-либо бункеров или других подземных сооружений. Парень внимательно выслушал, ухмыльнулся, легко вскочил в седло, а потом, как будто нехотя, согласился показать «доты»[220], расположенные поблизости.

Через четверть часа наш импровизированный отряд искателей с конным проводником во главе, продираясь через густые заросли кустов, вышел в редкий березняк. Среди деревьев то тут, то там валялись сгнившие стволы, покрытые мхом и плесенью, видимо, очень давно упавшие или спиленные человеческой рукой. Пахло сыростью, кое-где виднелись небольшие канавы и ямы, на дне которых стояла вода. Парень показал нам на остов какого-то сооружения, окруженного высоченной крапивой, и, не попрощавшись, повернул обратно. Еще пару минут было слышно, как конь продирался сквозь кусты, потом цоканье копыт стихло и наступила тишина.

Мы стали осматривать торчащие из-под земли обломки здания. Собственно, никакого здания, видимо, здесь и не было. Бетонная плита торцом уходила куда-то вниз. Рядом с ней в образовавшийся проем спускалась лестница. Ступени были бетонные с ребрами из ржавого металла. Дверь отсутствовала, но у самого входа в бункер из стены торчали массивные петли, способные выдержать многопудовую тяжесть. Достав фонарик, Виктор посветил вниз: примерно на трехметровой глубине в стороне от входа виднелся провал дверного проема. Однако помещения или хода обнаружить не удалось — в полутора метрах от двери все было завалено рухнувшими откуда-то сверху бетонными плитами и землей. Единственное, что привлекало внимание, — это труба, торчащая из стены и напоминающая водопроводную. На сохранившейся части потолка бункера торчали ржавые крючья, — наверное, следы существовавшей здесь когда-то электрической проводки или телефонного кабеля. Мы тщательнейшим образом осмотрели остатки бункера, а я зарисовал его в блокнот и отметил место на кальке с планом.

По самым приблизительным оценкам величина всего бункера, включая подземную его часть, была весьма значительной — не менее пятидесяти метров в длину и десятка метров в ширину. Такое предположение мы сделали потому, что именно в указанных пределах из земли торчало несколько широких металлических труб, почти до самого верха забитых землей и прелыми листьями…

Из дневниковых записей А. С. Пржездомского.

19 июля 1969 года

«…Закончив с первым бункером, записав его координаты и оставив отметки у дороги, мы прошли еще по лесу и наткнулись на второй бункер… Остатков бетона здесь было меньше, зато в нескольких местах из земли торчали трубы (большие и маленькие). Ясно, что трубы — привод к какому-то помещению.

Один, ближайший (бункер. — Авт.), находился тут же у виллы, где стояли сельскохозяйственные машины. Мы прошли к нему. Спустились вниз. Он был поразительно похож на тот, который находился в доме Коха в Konigsberg'e.

…Мы пошли налево и, пройдя с километр, вышли к железной дороге… Еще через километра полтора… мы увидели колоссальные глыбы — остатки какого-то громадного железобетонного сооружения. Во многих местах среди глыб виднелись остатки узкоколейных линий. Все глыбы, поросшие бурьяном, располагались на площади примерно 200 × 300 метров… Через километр справа мы увидели еще груду железобетонных плит, покрытых внутри толстыми гофрированными листами железа… колоссальный железобетонный куб (метров 10×5×5) представлялся подводной лодкой, разделенной на узкие круглые помещения с десятками труб, выходящими в различные стороны. Вся внешняя часть железобетонных плит была испещрена тысячами выбоин от пуль, снарядов, осколков…»

За два с половиной часа, проведенных в лесу, нам удалось обнаружить остатки по меньшей мере десятка бункеров. Во всех случаях входы в них были засыпаны землей или завалены рухнувшими плитами, а сверху на земле кое-где зияли провалы, торчали ржавые трубы разного диаметра и куски колючей проволоки. Все увиденное я аккуратно зарисовал в тетрадь и отметил на плане, а затем, вернувшись в город, передал начальнику экспедиции. Однако последующие события показали, что наши данные никого особенно не заинтересовали, так как на этой территории серьезных работ производить не планировалось. А зря. Ведь почти все исследователи, которые соприкоснулись с проблемой поиска Янтарной комнаты, считают имение Коха крайне перспективным объектом, так до конца и не проверенным, хотя оснований для обследования было более чем достаточно: и конкретные версии, и свидетельства очевидцев, и наличие на этой территории многочисленных подземных сооружений.

Trahit sua quemque voluptas[221]

Публий Вергилий Марон, древнеримский поэт (70–19 гг. до н. э.)

Пишущая машинка была уже старая. Буквы ложились неровно, иногда вдруг неожиданно в результате сбоя появлялся пробел там, где он совсем был не нужен. Получалось как-то неаккуратно и несолидно, словно это был совсем ничего не значащий документ, какая-нибудь внутренняя опись или выписка из архивных материалов. А документ был довольно примечательным. На титульном листе стояло: «Калининградская геолого-археологическая экспедиция. Отчет по объекту „Бывшее имение Э. Коха“ (св. сп. № 3). г. Калининград. 1983 год». И дальше на семи листах шло достаточно подробное описание работы экспедиции по проверке версий о захоронении Янтарной комнаты в районе совхоза «Майский».

Отчет начинался оптимистической фразой:

«Объект „Бывшее имение Э. Коха“ включен в сводный список… в 1969 году в связи с многочисленными заявлениями, на основании которых рабочая группа Министерства культуры РСФСР предложила к проверке, как одно из наиболее вероятных мест захоронения музейных ценностей».

Далее следовало краткое перечисление поисковых работ, проведенных в конце шестидесятых — начале семидесятых годов в этом районе, заявления советских и иностранных граждан, дающие основание считать его перспективным объектом поиска, а также все, что было сделано здесь экспедицией. Конец же отчета был отмечен печатью разочарования: