"Еврейское слово". Колонки - Анатолий Найман

Конечно, такой выбор линии спасения был обращен не к мусульманам. Для них это лишь вызывающие дополнительное раздражение и презрение виньетки. Но у людей Запада, европейцев, американцев, немножко сдвинутых на защите прав человека, это нашло понимание и поддержку. Такая линия неизбежно прирастает неожиданной выгодой, наградами. Я прочел две книги Рушди, без восторга. Но когда меня спрашивают: а находите вы какие-то художественные достижения у этого писателя, столько лет бесстрашно ходящего под прицелом безжалостых моджахедов? – так неужели я не отвечу: прекрасный писатель! прекрасная книга! А не назвали бы вы ее произведением десятилетия, а его автором десятилетия? Да не десятилетия, а хоть столетия! А не достоин ли он титула лучшего в мире автора уходящей, равно как и наступающей эпохи? Он достоин всего: лучшего, супер, мега, нобеля!

Редактор газеты «ЕС», когда не согласен с моей позицией по тому или иному поводу, всегда повторяет: ну, это ваше мнение, а есть и другие мнения. Я не устаю отвечать: это так, но среди них должно быть одно единственное, которое не мнение, а правда. Я не говорю этим, что вот мое-то и есть оно. Я только утверждаю, что, уравнивая множество мнений и называя это плюрализмом, мы обрекаем себя на пустую болтовню. Но сейчас, разбираясь с историей Рушди, я хочу подчеркнуть: на этот раз мое мнение о нем как о писателе следует рассматривать только как мое, без претензии на эталонную оценку. Я думаю, он в самом деле может быть лучший-супер-мега-нобель – среди, так сказать, не самых. Книга «Джозеф Антон» это лишний раз подтверждает. Она полна невероятной суеты, множества имен, ловких ходов, разделения людей на хороших, потому что за Рушди и хвалят его, и плохих, потому что не за и критикуют.

Тут, мне кажется, самое место сказать о том, что неизбежно бросит тень на говорящего. Фетва ужасная вещь, поведение мусульман, с точки зрения норм нынешней цивилизации, не имеет оправдания. Все так, но, сделав все необходимые оговорки и аккуратно выбирая слова, мы должны допустить, что то, что написано в «Шайтанских аятах», действительно могло оскорбить мусульман. И не потому, что они хотят поставить себя так, что их вообще никогда нельзя порицать. А потому, что для них в их вероучении есть вещи столь высокой цены для всех и столь жизнетворные для каждого, что переход за эту, самоважнейшую черту чреват самоважнейшими последствиями. Просто непосредственной реакцией. Независимо от свободы слова и творчества. Если на улице мимо тебя проходит кто-то с женой или матерью или дочкой, а ты по какой-то причине хочешь плюнуть ей под ноги, не может быть, что ты не учел возможности в лучшем случае схлопотать по физиономии. Инициируя конфликт, нельзя упускать из вида, что он может привести к несоразмерным с ним последствиям.

Джозеф Антон ходит под угрозой смертельной опасности. Но и получает премии. Прячется, перебегает из одного полицейского автомобиля в другой, вынужден менять укрытия, не может увидеться с близкими людьми. Но приобретает мировую славу. То есть эксперимент не чистый, жидкость в колбе замутнена: он так признан потому, что то и это написал, или потому, что издана фетва и за ним гоняются убийцы? Тем более что главный герой этих 850 страниц предстает как личность, которая единственно какую цель преследует – если отбросить декларации и подогнанный под них авторский анализ, – это чтобы у нее все во всех областях складывалось наилучшим образом. С женщинами, с близкими, с издателями, с авиакомпаниями. Имея такую установку, возможно, он добился максимума.

Общество «Мемориал» и Музей кино совместно с Латвийским посольством в РФ устроили просмотр документального фильма «Неоднозначная история» Инары Колмане по сценарию Улдиса Нейбургса. Фильм благородного направления, ищущий справедливых оценок минувшего, выдержанный в примирительных тонах. Сделан профессионально, на европейском уровне. Объективный, время от времени порождающий позитивные чувства. И по всем этим вместе взятым причинам и качествам катастрофически безнадежный.

Три главных персонажа – латыш, русский и еврей, всем за семьдесят. Все уроженцы Латвии. Начиная с 1940-го все пережили страшные годы, стояли на краю смерти, все чудом спаслись. Они рассказывают, как это было у каждого из них. Латыш оказался на территории Рижской тюрьмы назавтра после того, как русские войска оставили Ригу. Он увидел две огромные переполненные ямы трупов – это энкавэдэшники наскоро расстреливали арестованных латышей, которых подозревали в антисоветских настроениях. На экране – бумага, как всегда в то время дрянного качества, подписанная дрянными чернилами – «всех расстрелять», и подпись советского начальника с невзрачной русской фамилией.

Русский мальчиком жил в деревне в Себежском районе, после войны эта территория отошла к Псковской области. Их семью, как и всех остальных жителей, выгнали из дому немцы, а точнее латыши, сразу начавшие служить немцам, и увезли в лагерь в Саласпилсе. Отделили от взрослых, двухгодовалый брат умер, выжившему старшему кажется, что он видел его тело среди других, хотя, что это был именно тот, не уверен.

Еврея, тоже, естественно, мальчишкой, пригнали в большой казенный двор вместе с другими еврейскими семьями Лиепаи. У него из-под кепки выбивались светлые волосы. Немецкий офицер посмотрел на него и пальцем едва заметно показал на ворота: уходи. Он спасся, его прятали и спустя порядочное время переправили в Штаты – где он стал заметным ученым.

Разговор с ними, их свидетельства идут на фоне современной Латвии. Разделенной по принципу «мы и вы». Те и другие, не возьму на себя смелость сказать, что непримиримы друг к другу, но, безусловно, враги. Русские, отделенные полицейскими от латышей, вышедших на патриотическую демонстрацию в память погибших, кричат им «уроды!», «фашисты!», делают непристойные знаки. У них, говорит старая латышка мужу, свои развлечения. Латыши, когда русские празднуют День победы, ведут себя тоже не скрывая ожесточенности, просто холоднее, неприступнее.

Когда зажегся свет, режиссерша и сценарист стали отвечать на вопросы, рассказали, что показывали фильм в Латвии в смешанных аудиториях, что молодые более податливы на доводы сторон, в них враждебности меньше. Почему же у меня осталось впечатление беспросветности? Потому что не выговорено главное. То, ради чего делался фильм, не досказано до конца. Как будто в правде было заведомо оставлено место для неправды. Для, если всю неправду интегрировать, не очень-то скрываемой лжи. Стоит одним упрекнуть других в участии в гонениях, как моментально в ответ следует выпад, куда как перешибающий обвинение. Молодой русский парень громко, напористо говорит: «Придумали оккупацию. Раньше жили, никакой оккупации не было, а сейчас оккупация понадобилась – поня-ятно зачем». Ну да, когда немцы оккупировали Россию, его еще не было на свете. Он не знает, что это такое – не просто считаться второсортным у себя дома, а еще и отмечаться прилюдно в прославлении этого порядка. Однако, однако, позвольте, оккупированные, а вы-то чего так резво вступали в коммунистическую партию Латвии, становились начальниками, выказывали верноподданность?

Прошу понять меня правильно: я в схватке не участвую, никого не порицаю, не лезу с укором, ни в коем случае. Я только указываю на то, с чем нужно разобраться прежде всего прочего, – в самом себе. После чего поглядеть, не уменьшилось ли внутри мстительного заряда. Замечательный эпизод есть в фильме. Тот русский старик, который столько пережил, приходит к дому, куда был из лагеря отправлен в работники. Вспоминает, как хозяйка первым делом дала ему буханку хлеба и коровьего масла, он все смолотил, а она смотрела и смеялась. В данную минуту никого на хуторе нет, подъезжают на велосипедах две девочки, одна как раз отсюда. Старик с ней разговаривает, по-латышски, на вы. «Ну, передайте взрослым, что приезжал тот, кто здесь жил в вашем возрасте», – и, позванивая медалями, опираясь на костыль, уходит по дороге… Я другого выхода из положения не знаю. Или что: рассказывающий о зверствах советских, ничем, кроме истребления людей не занимавшихся, органов старик-латыш думает, что таким образом сможет что-то объяснить президенту огромной соседней страны, который ежегодно праздник этих органов с чувством отмечает?