Правда о любви - Стефани Лоуренс

– Да уж ...

Лорд Трегоннинг повернулся к Джерарду и протянул руку.

– Я надеялся ... но и представить не мог, что это будет настолько впечатляюще. Так безусловно правдиво.

К ним подошел Митчел Каннингем. До сих пор он стоял немного в стороне, но тоже не спускал глаз с портрета. Припомнив свои подозрения относительно того, что Митчел не верил в ее невиновность, Жаклин показала на портрет:

– Ну, что вы об этом думаете?

Митчел снова повернулся к холсту и заметно помрачнел.

– Откровенно говоря, я обязан извиниться перед вами. До этих пор я не был уверен ... но сейчас ... – Он сокрушенно покачал головой. – Это способно уничтожить всякое сомнение.

Жаклин улыбнулась. Она не назвала бы Митчела чувствительной душой, и все же портрет его потряс.

– Надеюсь, остальные увидят правду так же ясно.

– Наверняка, – пробормотал Митчел, продолжая смотреть на портрет. – У них просто выбора не останется.

Появившийся Тредл объявил, что ужин подан. Джерард, беседовавший с графом и Миллисент, сделал знак скромно стоявшему в сторонке Комптону унести портрет, после чего подошел к Жаклин и взял ее под руку. Вместе они направились в столовую, обсуждая, как лучше обставить первый публичный показ портрета.

Миллисент решительно требовала, чтобы портрет никто не видел до бала.

– Иначе поползут слухи. Некоторые начнут судить о нем, даже не видя, и стараться склонить остальных на свою сторону. После всех усилий, после такой титанической работы мы просто обязаны извлечь из него все преимущества.

– Согласен, – кивнул Барнаби, отрываясь от супа. – Должен сказать, я все еще потрясен впечатлением, которое портрет произвел на меня: он доказывает нашу правоту самым драматическим образом.

– Все же нам следует показать его леди Таннауэй, – заметил Джерард, отложив ложку. – Кого еще нам следует привлечь на свою сторону?

Все согласились на Энтуистлах, но когда лорд Трегоннинг предложил сэра Годфри, Миллисент заявила, что его присутствие абсолютно ни к чему.

– Уж лучше пусть получит потрясение всей своей жизни на людях и в обществе. Иначе он придет в крайнее смятение, и не будет знать, что думать.

Тон ее был настолько непривычно едким, что присутствующие переглянулись и дружно решили отказаться от идеи пригласить сэра Годфри.

– Сколько времени вам потребуется? – спросил граф. – Вряд ли можно подготовиться к балу за один день.

– Три дня! – объявила Миллисент. – Через три дня мы распахнем двери для наших гостей. Если что-то и испугает убийцу, так это осознание того, что вся округа начнет гадать, кто это совершил.

Остаток вечера они обсуждали свои планы и удалились на покой только в одиннадцать. В половине двенадцатого Жаклин проскользнула в комнату Джерарда.

Наутро они бессовестно проспали, и, решив, что будет легче объяснить свое появление в коридоре в ночной сорочке и пеньюаре, если Джерарда не будет рядом, Жаклин настояла на своем возвращении в спальню без сопровождения. Тем более что дорогу она знала.

Ее благоразумие оправдало себя: она столкнулась с Барнаби футах в двадцати от двери Джерарда. Жаклин покраснела, но Барнаби как ни в чем не бывало приветствовал ее, объяснив, что идет в сад. В коридоре она встретила еще и двух горничных. На этот раз покраснели они – за нее, предположила девушка. Глянув в настенное зеркало, она увидела томные глаза, безобразно спутанные волосы, слегка распухшие губы. Нет смысла притворяться, как и где она провела вчерашнюю ночь.

Проходя по галерее в другое крыло, она заметила внизу Тредла ... и Тредл заметил ее. Вот что происходит, когда отдаешься пылкой страсти.

Впрочем, она ни о чем не жалела.

Добравшись, наконец, до своей спальни, она решила, что ей абсолютно все равно, что подумают другие. Если убийца и научил ее чему-то, так это наслаждаться каждым счастливым мгновением.

Чему быть, того не минуешь. Мудрая Тиммс!

После бессонной ночи она должна была чувствовать усталость, но вместо этого бурлила энергией, подогреваемая нетерпением найти убийцу матери. Убийцу Томаса. Того, кто слишком долго держал ее в плену страха и подозрений.

Она позвонила Холли, оделась и умылась. Со времен Томаса Жаклин не чувствовала себя такой бодрой, такой готовой к наступлению нового дня! Словно после долгой ночи солнце, наконец, осветило ее мир. И за это нужно благодарить Джерарда. Ее защитника.

Жаклин улыбнулась, в последний раз поправила локоны и направилась в утреннюю столовую.

Там уже сидели Джерард и Митчел. Барнаби вошел за несколько минут до нее. Он усадил ее около Джерарда и сам устроился рядом.

Все трое весело болтали, обмениваясь идеями насчет бала и перечисляя все, что следовало бы сделать. Только Митчел помалкивал. Позавтракав, он поднялся и пожелал им доброго дня. Барнаби спросил, будет ли он у себя, на случай если им понадобится помощь в подготовке к балу.

– Боюсь, что нет, – покачал головой Митчел. – Меня не будет почти весь день: нужно решать проблемы с севооборотом культур.

Барнаби кивнул и махнул рукой. Жаклин улыбнулась. Митчел поклонился и ушел.

Троица продолжала горячо обсуждать бал, ожидая, что каждую минуту к ним присоединится Миллисент.

Но Миллисент все не было.

Жаклин как раз отметила, что Миллисент чересчур задержалась, когда в гостиную заглянула горничная тетки.

– Джемма! – окликнула ее Жаклин, заметив испуганное лицо девушки. – Что-то стряслось?

Джемма вошла в комнату и почтительно присела в реверансе.

– Мисс Трегоннинг, я не знаю, где она. Вы ее не видели?

Смертельный холод коснулся сердца Жаклин и разлился по телу. Она неуверенно поднялась. Ее примеру последовали мужчины.

– Должна же она быть где-то, – спокойно заметил Барнаби. – Нужно отправляться на поиски.

Долго искать не пришлось.

Джемма и другая горничная уже успели обежать верхние этажи. Джерард попросил Тредла собрать лакеев и вместе с Жаклин и Барнаби вышел на террасу посмотреть и решить, что делать.

Они направились к центральной лестнице и стали осматривать участок за участком. Жаклин то и дело звала тетку; ей вторил Джерард, но ответа не было.

Джерард остановился на верхней ступеньке и, случайно опустив голову, заметил темные следы, пятнавшие белый мрамор.

Ночью прошел небольшой дождь. Джерард осмотрел нижние ступеньки и заметил на них такие же небольшие предательские мазки.

– Барнаби ... – пробормотал он, боясь, что творческое воображение сыграло с ним злую шутку, и, когда Барнаби вскинул глаза, молча показал на пятна.

Барнаби присел на корточки, следуя взглядом за цепочкой следов, после чего привстал, обернулся и глянул вдоль террасы. Темная дорожка вела дальше, заканчиваясь у того места, где балюстрада выходила на сад Ночи.