«Священные войны» Византии - Алексей Величко

Для Ираклия это был, безусловно, знаменательный день – помимо венчания на царство, Константинопольский патриарх Сергий совершил таинство бракосочетания нового царя с невестой Фабией, принявшей более благозвучное для цариц имя Евдокия. После венчания Евдокия также была увенчана царским венцом, как августа. В честь своего воцарения император дал игры на ипподроме, а затем по старой традиции принял консульство. К смущению Ираклия, состояние казны было настолько плачевным, что он не смог отпраздновать свое консульство подобающим образом – раздачей подарков и пышными торжествами.

Хотя понятия о наследственной власти еще не закрепились в сознании византийцев, Ираклий с первых шагов своего царствования решил создать династию, благо их брак c Евдокией был плодовит на потомство: 7 июня 611 г. императрица родила дочь Евдокию (по другим данным, Епифанию), а 3 мая 612 г. – сына св. Константина. Поразительно, но в первую очередь император облек в царский порфир не сына, а дочь, которая 4 октября 612 г. была венчана на царство как соцарица. И только 25 декабря 612 г. чин венчания на царство был провозглашен и над маленьким св. Константином, на головку которого сам отец возложил царский венец. В отличие от св. Маврикия Ираклий сразу же начал вписывать имя св. Константина в государственные документы, наглядно демонстрируя, что имеет равноправного себе соправителя. Одновременно с этим, желая укрепить отношения с двоюродным братом Никитой, столь много сделавшим в войне против узурпатора Фоки, Ираклий помолвил сына св. Константина с его малолетней дочерью. Спустя 17 лет было торжественно отпраздновано и их бракосочетание.

К сожалению, брачный союз Ираклия и Евдокии длился недолго: царица была подвержена эпилепсии и умерла вскоре после рождения сына – 15 августа 612 г. Дальнейшие семейные дела императора не могут не вызвать известных нареканий. Едва прошел год после смерти супруги, как он вновь женился, причем выбор невесты и обстоятельства брака были далеко не традиционными для христианского царя. Избранницей Ираклия стала его племянница, дочь сестры Марии Мартина. Правда, для первых, языческих Римских царей такие браки были не в новинку, но постепенно, по мере проникновения христианских начал в общественные устои и законодательство, от них старались отказываться. Очевидно, Ираклием двигали в данном случае исключительно личные соображения, не имеющие никакого отношения к политике, – он очень любил Мартину, разделившую впоследствии с ним много тяжелых минут и ставшую неизменной участницей почти всех его военных походов.

Однако, поскольку брак с точки зрения церковных канонов являлся сомнительным, патриарх Сергий выразил протест, но, не желая поднимать смуту в только что успокоившемся государстве, уступил воле царя. Рассказывают, что царь попросил патриарха, как друга, провести обряд его венчания с Мартиной, и архиерей не смог отказать. Выразили недовольство выбором царя и столичные жители, однако прасины сумели найти приличное объяснение поступку своего избранника, и на время все притихли. Нельзя не отметить, что, по всей вероятности, Мартина отвечала царю нежной взаимностью и самоотверженно переносила все невзгоды, которыми их обильно наделила судьба. Тем не менее, хотя Ираклия и боготворили в народе, Мартину никто не любил, и это горькое обстоятельство даст о себе знать через 30 лет, когда царь уйдет в иной мир, оставив жену и детей на произвол сановников и толпы.

Но то, что не благословил Бог, не исправит человеческая рука. От царицы Мартины Ираклий имел 9 детей, большая часть из которых страдала физическими недостатками. Первый мальчик не держал головки, второй родился глухонемым, и оба вскоре умерли. Затем еще два сына и две дочери умерли в младенчестве, и только два мальчика достигли взрослого возраста. Один из них, названный Константином при Крещении, но оставшийся в истории с именем Ираклон (уменьшительно-ласкательное от имени отца), родился в 626 г., и Ираклий очень любил этого сына. В 638 г. тот был венчан на царство как соправитель отца вместе со старшим единокровным братом св. Константином, сыном Евдокии[641].

Положение государства, которое принял под свою власть император Ираклий Великий, было невероятно тяжелым. Вообще, как заметил один исследователь, в истории Византии VII в. – один из самых мрачных периодов. «Это эпоха серьезного кризиса, тот решительный момент, когда самое существование Империи ставится под вопрос. Извне на истощенную Империю обрушивается грозная опасность, и в тот момент, когда Ираклий вступил на трон, положение Империи могло казаться почти безнадежным»[642].

Это не преувеличение: персы почти полностью захватили все восточные провинции, по крайней мере самые богатые из них, вследствие чего государственная казна лишилась источников пополнения. Авары и славяне открыто хозяйничали на Севере, и немногие оставшиеся нетронутыми города на Балканах могли сноситься с Константинополем только морем. Хотя мир с лангобардами и был заключен, но он, скорее, легитимизировал тот факт, что Италия для Римской империи уже утрачена. Армия была почти вся истреблена в персидских походах и едва ли могла защитить границы государства.

Не лучше обстояли дела и в ближайшем царском окружении, развращенном Фокой. Сосчитав войско и уточнив, кто спасся в годы тирании Фоки, император нашел только двух (!) военачальников, служивших еще при императоре св. Маврикии[643]. Все более или менее порядочные и опытные сановники сгинули в годы кровавого лихолетья, и им пришли на смену нувориши, почитавшие собственную волю выше любого закона и государственной идеи. Не удивительно, что Ираклий решил окружить себя родственниками, не оставив забытым ни Никиту, ни Приска, которого отправил в сохраненном ему звании комита экскувитов на восточную границу отражать набеги Хосрова.

По великому счастью, в этот момент во главе Римской империи встали два замечательных деятеля истории – император Ираклий Великий и Константинопольский патриарх Сергий. Ираклий – впечатлительный и импульсивный, полный пламенной религиозной веры и горящий желанием отомстить персам за оскорбления, нанесенные ими христианству, к тому же – храбрый солдат, хороший администратор и крупный полководец, умевший владеть собой и войском. И патриарх – человек неукротимой энергии, чье могущественное влияние отражалось на всей политике Римского государства, патриот и прекрасный духовный отец, способный приободрить своего сына в самые тяжелые минуты его царствования[644]. Это было удивительное по эффективности сочетание имперской мощи и нравственной силы Церкви, давшее образец настоящей «симфонии властей». Два человека, спасшие Византию для будущих свершений.

Но в тот момент все выглядело иначе. Если у Ираклия и оставалась слабая надежда на то, что свержение Фоки остудит воинственный пыл Хосрова, то он ошибался. По сложившейся традиции посольство с известием о смене царя направлялось только после предварительных переговоров, в ходе которых вторая сторона давала согласие или возражала принять послов. Но участь предварительного посольства византийцев была ужасной – Хосров надменно отклонил их подарки и велел казнить[645]. «Это мое царство, – заявил он, – и я возвел на престол Феодосия, сына Маврикия. Ираклий же воцарился без нашего повеления и приносит нам в дар наши же сокровища. Но я не успокоюсь, пока не захвачу его».