Корнилов - Владимир Федюк

Раньше кубанская столица воспринималась как конечная точка похода, место, где армия может найти долгожданный отдых и собраться с силами. Теперь город предстояло брать штурмом. Если красные уже сейчас ожесточенно дрались за каждую станицу, то можно было предполагать, с каким сопротивлением добровольцы встретятся у Екатеринодара. Тем не менее Деникин считал возможным сохранить прежние планы. Заручившись поддержкой Романовского, он направился с этим к Корнилову.

— Я с вами согласен, — ответил Корнилов, — но вы говорили с Марковым и Неженцевым?

-Нет.

— Вот, видите ли. Они были у меня сегодня с докладом о состоянии полков…

Выяснилось, что и Марков, и Неженцев категорически настаивали на необходимости дать войскам отдых. Ежедневное напряжение стало страшным испытанием для добровольцев. Уйти, оторваться от противника, хотя бы несколько дней не чувствовать себя вечно окруженным — без этого армия уже не могла обойтись.

— Если бы Екатеринодар держался, — говорил Корни лов, — тогда не было бы двух решений. Но теперь рисковать нельзя. Мы пойдем за Кубань и там в спокойной обстановке в горных станицах и черкесских аулах отдохнем, устроимся и выждем более благоприятных обстоятельств.

Уходя за Кубань, армия отрывалась бы от железных дорог — источника постоянной опасности. Но в этой ситуации новой проблемой становились бы многочисленные горные реки, переправа через которые, как правило, представляла собой серьезный риск. Главным же было то, что добровольческое командование не имело практически никаких сведений о том, что происходит в этом районе. Решение приходилось принимать буквально с «закрытыми глазами».

Переправа через Кубань была намечена в районе станицы Усть-Лабинской, расположенной примерно в 15 верстах к юго-востоку. В ночь на 6 (19) марта армия покинула Кореновскую. Впереди шли Корниловский и Офицерский полки, замыкал колонну Партизанский полк Богаевского. Все было обставлено с максимальными мерами предосторожности, но красные узнали о происходящем и сразу же после ухода добровольцев заняли покинутую ими станицу.

На рассвете добровольческий авангард вышел к Усть-Лабинской. Многолюдная станица раскинулась на высоком правом берегу, прикрывая собой дамбу и мост через Кубань. Параллельно реке шла железнодорожная линия Екатеринодар—Кавказская. По приказу Корнилова Офицерский полк должен был предпринять фронтальную атаку позиций красных, Корниловский полк и Юнкерский батальон — нанести фланговые удары с востока и запада.

Этот план был уже опробован в боях под Лежанкой, Выселками и Кореновской. Собственно, это было единственное, что мог сделать командующий, имея под началом менее двух тысяч человек. Но в этот день добровольцам пришлось одновременно отбиваться от наседавшего с тыла противника. Не доходя четырех верст до Усть-Лабинской, Партизанский полк был вынужден остановиться и принять бой с силами красных, наступавших со стороны Кореновской. В наихудшем положении оказался обоз: телеги с ранеными и беженцами сгрудились на открытом поле, обстреливаемые со всех сторон.

Положение белых было критическим. В один момент показалось, что Партизанский полк не выдержит и красные ударят в тыл атакующим добровольцам. Но натиск Корниловского и Офицерского полков заставил красных отступить и покинуть Усть-Лабинскую. Добровольцы разбрелись по станице, выискивая и добивая затаившихся врагов. Впрочем, победа едва не обернулась разгромом. По железной дороге со стороны Кавказской подошел эшелон, доставивший красным подкрепление. В распоряжении же Корнилова не было ни одного организованного батальона. Около часа добровольческая батарея артиллерийским огнем удерживала красных на расстоянии. За это время подоспел Офицерский полк, внезапно атаковавший врага. Несмотря на свое численное превосходство, красные предпочли погрузиться в поезд и отбыть обратно.

Вечером началась переправа через Кубань. Для охраны моста был оставлен батальон Корниловского полка. Другим же полкам и обозу пришлось ночью идти еще 10 верст до станицы Некрасовской, где наконец был объявлен привал. Ночь прошла беспокойно. В темноте красные попытались захватить мост через Кубань, но были отбиты корниловцами и, понеся большие потери, отступили. Не принесло облегчения и утро. Отряд красных, ранее занимавший Некрасовскую, перед приходом добровольцев отступил на другой берег Лабы и отсюда методично обстреливал оставленную станицу.

Корнилов со штабом расположился в одноэтажном каменном доме на центральной площади станицы напротив церкви. Ближе к полудню здесь собрались старшие генералы и строевые начальники. В ходе обсуждения все согласились с тем, что надеждам на отдых в Закубанье не суждено сбыться. Видимо, красные ждали, что Добровольческая армия повернет на Майкоп, и заранее подготовились к этому. Было решено поддерживать у противника это убеждение, двигаясь на юг, но затем, выйдя на реку Белую, круто повернуть на запад. В этом случае армия выходила в район черкесских аулов, население которых было дружественно настроено по отношению к добровольцам. Кроме того, этот маршрут давал возможность соединиться с отрядом кубанского правительства, по слухам, находящимся в районе Горячего Ключа.

Для выполнения принятого решения прежде всего нужно было переправиться через Лабу. Но днем под артиллерийским и ружейным огнем противника сделать это было невозможно. Корнилов приказал начать переправу в полночь. Юнкерский батальон должен был форсировать реку у западной окраины станицы, Партизанский полк — у восточной. В темноте генерал Боровский послал часть своих юнкеров на другой берег. Они открыли беспорядочный огонь и отвлекли красных от переправы основных сил. В неглубокой реке были затоплены негодные телеги и по ним, как по мосту, на левый берег перешли корниловцы и марковцы.

Не так удачно обстояло дело у генерала Богаевского. Организация переправы здесь была поручена есаулу Р.Г. Лазареву, лихому, хотя и несколько бесшабашному командиру. Но Лазарев ухитрился напиться вместе с казаками своей сотни и благополучно проспал намеченное время. Лишь на рассвете Партизанский полк перешел на другой берег все по тому же импровизированному «мосту», сооруженному юнкерами Боровского.

Здесь начинался ад. Предоставим слово генералу Деникину: «Каждый хутор, каждая роща, отдельные строения ощетинились сотнями ружей и встречали наступающие части огнем. Марковцы, партизаны, юнкера шли по расходящимся направлениям, выбивая противника, появлявшегося неожиданно, быстро ускользавшего, неуловимого. Каждая уклонившаяся в сторону команда или отбившаяся повозка встречала засаду и… пропадала. Занятые с бою хутора оказывались пустынными: все живое население их куда-то исчезало, уводя скот, унося более ценный скарб и оставляя на произвол судьбы свои дома и пожитки. Скоро широкая долина реки, насколько видно было глазу, озарилась огнем пожаров: палили рвавшиеся гранаты, мстительная рука казака и добровольца или просто попавшая случайно среди брошенных хат непотушенная головня». По сравнению с тем, что происходило сейчас, бои предыдущих дней казались чем-то не заслуживающим внимания.

К наступлению темноты белым удалось пробиться вперед на считаные версты. Враг был повсюду — впереди, сзади, по бокам. На ночевку штаб армии разместился на Киселевских хуторах. Места под крышей для всех не хватило, и большинству, включая раненых, пришлось провести ночь прямо на улице. Шел дождь, резко похолодало. Стужа доставала даже в помещении, и все, кто мог, согревались любыми доступными способами. Видимо из-за этого уже глубокой ночью загорелся дом, где остановились Алексеев и Деникин. Началась паника, в горящем доме едва не забыли чемодан, в котором хранилась вся денежная казна армии.