Виршевая поэзия (первая половина XVII века) - Коллектив авторов

Сам, государь мой, грешное мое звание веси,

Что бесчисленнии мои греховнии превеси.

Токмо, государь мой, буди здрав на многия лета,

А мне бы, грешному, держатися духовнаго твоего совета

И, слышав о твоем, государя моего, здравии,

Имети бы его при своем всегда возглавии,

И всегда бы сердцем своим и душею радоватися,

И с ненавидимыми враги ратоватися.

Аще господь бог своею милостию поможет,

То никто же противу нас стати возможет.

К тому же твоя праведная молитва да поспешает

Яко оружием, иже бесовския полки устрашает.

Потом же со други своими веселитися

И многих своих великих грехов свободитися.

Желаю очи твои, государя моего, видети

И многая же грехи своя возпенавидети.

А пожалует, государь, пощадит меня, грешнаго,

И в добродетелех никогда не поспешнаго,

Похощеш ведать про мое грешное пребывание,

Вем бо, всегда твое великое обо мне воспоминание,

Что жалуеш и печалуеш о моей грешной души,

Что тяжкий и неудобный мой грех поспеши.

Всегда бо в лености и в презорстве пребываю

И заповеданная мне тобою не сохраняю;

Обаче за молитв твоих святых телесне жив

И во алчбе и жажде грехом своим нетерпелив.

Не могу, не яд ни пив, много терпети,

Понеже утробе моей о том велми болети.

И никако же не могу себе в том удержати,

Чтоб ми заповеданная твоя не преступати.

И душевный мой корабль аки волнами в море сем носится

И яко от бурных ветр семо и овамо носится.

И не вем, како ко пристанищу господь принесет

И многогрешную душу мою от смерти спасет.

Обаче — его, создателева, воля во всем,

Аще чистое покаяние к нему, творцу своему, сопривнесем.

Еще же надежда на твои, государя моего, молитвы

Меня зде избавит от бесовския ловитвы.

Он, творец наш и бог, вся наша совести свесть,

Како всякого ко спасенному пути привесть.

И ныне что к тебе, государю моему, учну писати? —

Недостоин бо есмь окаянный на небо взирати.

И како учну у него, творца своего, милости просити

И к тебе, государю моему, приуступати?

Весь бо есмь окаянный злыми делы осквернен

И поганскими делы всегда осумерен.

И паки заповеди твоя преступаю

И во гресех аки свиния в кале пребываю,

Понеже паки не могу себе удержати

И твоя повеления во уме своем соблюдати,

А страх божий в сердцы своем воспоминати

И к вечному жилищу своему помышляти.

Обладала бо мя леность с нерадением

И света сего суетнаго зелным люблением,

Кще же и окаянное презорство з безстрашием.

Яко же погашается огнь много плачнем,

Такожде моим многим и неподобным деанием

И страха господня мыслию своею невнима<нием>

Погашается душевная моя свеща,

Николи же бо об ней соперника увеща.

Всегда мя нудит злая и неполезная содевати

И многия своя составляет на мя рати.

Чтоб многогрешная душа моя погибла

И никакоже бы от тмы к свету возникла.

И страх божий в сердцы моем от меня отиде,

И вышереченное то безстрашие сопривниде.

Обаче не отщетеваюся его, Христа моего и бога,

И да сподоблюся небеснаго его чертога.

Он бо, творец наш и бог, милостив ко всем,

Аще покаяние истинное к нему, творцу, сопривнесем,

Может страх свой и трепет в свое создание вложити

И от грешна и недостойна — праведна учинити.

И паки что воздам ему, Христу моему и богу?

И како достоин буду небесному его чертогу?

И како, недостойный и скверный, себе нареку

И тебе, государю моему, снабдителю, изреку?

Умножиша бо ся грехи моя паче песка морскаго,

Возрастоша бо во мне от обычая моего злаго.

И паки уподоблю се дождевым каплям, —

Всяк бо человек от греха аки от змия хаилем.

Потом число их арметичное[408] и умножается,

Арафметичное[409], каждо бо во гресех своих и раждается.

Того ради обдержит мя страх и срам,

Понеже осквернен есть телесный мой храм.

Како к тебе, государю моему, снабдителю, дерзну

И от злых и неподобных дел моих возбну,

И отверзу к тебе недостойная моя уста,

Понеже окаянная душа моя добрых дел пуста

И яко рекомая тамо неплодная смоковница,

Недостойна бо быти христианским душам ровница?

И како к тебе, государю моему, снабдителю,

Никакоже заповеданная мне тобою внемлю? —

Всегда бо святая твоя словеса мимо ушес своих пущаю

И никако же паки повеленная тобою исполняю.

И яко заблудшая овца в горах скитается,

Некогда же от чювственнаго волка восхищается

И, весма безумная и несмысленная, от него погибает,

И живота своего отнюд не обретает,

Такожде и моя грешная душа заблудила зде,

Не обретает же себе покоя и пристанища нигде,

В мирских сих суетах, скитающися, погибает

И никако же от тмы к свету душевному возникает.

Аще не твои праведныя молитвы поспешат,

То уже мои чювства все к концу зрят,

И уже день мой прихода к вечеру становится,

А окаянная душа моя к добрым делам не тщится.

И паки уже секира моя при корени древа лежит,

А окаянная душа моя о добрых делех не радит:

Всегда в злых своих делех пребывает

И вечных благ в себе не воспоминает.

И не вем, како ум свой и мысли приложити,

Чтоб мне, грешному, заповеди твоя хранити

И от злых и неподобных дел своих отступити,

И с Христом моим и богом во веки веков жити.

Всегда наказателных твоих слов небрегу,

Аки конь или пардус ко греху скоро бегу,

Или аки некая стрела от стрелца летит,

Такожде и страстная моя душа ко греху варит.

И никогда же паки воздыхаю о своих гресех.

Аз же грехи своими окаянен есмь паче всех.

Я бых окаянный страстный яко каменосердечен,

И мнюся быти всех вяще, яко долговечен.

И паки не