Золотой дождь - Джон Гришэм

Все идет спокойно, как вдруг громко хлопаетзадняя дверь, и во двор, спотыкаясь, вываливается Бадди. Рубашку он сменил, итеперь на нем знакомая красная майка, испещренная темными пятнами, а в рукахугрожающего вида бумажный пакет. Я пытаюсь сосредоточиться на своем свидетеле,но краешком глаза невольно замечаю, как Бадди ковыляет по двору, подозрительновзирая на нас. Я прекрасно знаю, куда он направляется.

Дверца «ферлейна» приоткрыта, Бадди, пятясь,заползает на заднее сиденье, а из окон выскакивают и кидаются врассыпнуювспугнутые кошки. Дот поджимает губы и тревожно смотрит на меня. Я чуть заметномотаю головой — оставьте, мол, в покое чудака. Он никому не причинит вреда. НоДот взбешена; она с радостью прикончила бы старика.

Тем временем я переключаюсь на учебу ДонниРэя, интересуюсь, где он работал, подчеркиваю, что он никогда не уезжал изродного дома, не голосовал и не преступал закона. Все это вовсе не так сложно,как представлялось мне накануне вечером, пока я качался в гамаке. Похоже,сегодня я в ударе.

Один за другим я задаю Донни Рэю заранееотрепетированные вопросы про его болезнь и про лечение, которое он так и неполучил. Тут я особенно осторожен, ведь юноша не имеет права повторятьуслышанное от врачей; не может он и высказывать собственное мнение намедицинские темы. Показания с чужих слов не учитываются. Другие свидетеливыскажутся об этом на суде — так я надеюсь. Взгляд Драммонда оживляется.Матерый волк ловит каждую фразу, мгновенно её анализирует и ждет следующую. Онполностью владеет собой.

Силы Донни Рэя не беспредельны, да и терпениежюри присяжных испытывать не стоит. Я сворачиваю допрос за двадцать минут, неуслышав ни единого протеста со стороны противника. Дек подмигивает — молодец я,здорово сработал.

Лео Драммонд для протокола представляетсяДонни Рэю, после чего поясняет, чьи интересы представляет, добавляя, что крайнеобо всем сожалеет. Обращается он скорее не к Донни Рэю, а к присяжным. Голосего медоточив, в нем слышны нотки сострадания, душа у него болит за бедногоюношу.

У Драммонда всего несколько вопросов. Оносторожно расспрашивает Донни Рэя, в самом ли деле тот никогда не уезжал издома. Хотя бы на месяц. На недельку. Поскольку больному больше восемнадцати,неплохо было бы доказать, что он покидал родительское гнездышко и не можетпоэтому получить страховку, за которую платили родители.

Но Донни Рэй всякий раз твердо отвечает слабымголосом:

— Нет, сэр.

Драммонд как бы ненароком заходит с другойстороны. А не случалось ли Донни Рэю хоть раз самому оплачивать себе медицинскийполис? Или работать в компании с обеспеченной медицинской страховкой? Но и навсе эти вопросы следует вежливое «нет, сэр».

Хотя обстановка несколько необычная, Драммондуне привыкать играть в такие игры. Он допрашивал тысячи свидетелей, и знает, когданадо соблюдать осторожность. Любую бестактность, допущенную им по отношению кэтому несчастному юноше, присяжные воспримут в штыки. Напротив, проявляя к немусочувствие, Драммонд наберет лишние козыри. Тем более, что, по большому счету,ничего путного выудить из этого свидетеля все равно невозможно. Так зачем жекопья ломать?

Драммонд укладывается минут за восемь-девять.Дополнительных вопросов у меня нет. Допрос закончен. Киплер ставит последнююточку. Дот поспешно утирает лицо сына влажным полотенцем. Донни Рэйвопросительно смотрит на меня, и я жестом показываю, что он молодчина.Защитники снимают со спинок стульев пиджаки, собирают портфели и откланиваются.Им не терпится улизнуть. Как, впрочем, и мне.

Судья Киплер относит стулья в дом. Проходямимо «ферлейна», он косится на Бадди. Царапка на капоте грозно выгибает спину ишипит. Не хотелось бы кровопролития. Мы с Дот поддерживаем Донни Рэя с двухсторон, помогая ему идти домой. Перед самой дверью я оглядываюсь налево. Декобщается с соседями у изгороди, прилежно раздавая всем мои визитки. Всегда бытак.

Я открываю дверь своей берложки в мезонине, иглазам не верю — какая-то незнакомая женщина, стоя посреди комнаты, вертит вруках один из моих журналов. Заметив меня, она испуганно вздрагивает и роняетжурнал. В лице её ни кровинки.

— Кто вы такой? — истошно визжит она.

На воровку она не похожа.

— Я здесь живу, — отвечаю я. — А вот вы, чертпобери, кто такая?

— О Господи! — восклицает непрошеная гостья,театрально прижимая руку к сердцу.

— Что вам здесь надо? — спрашиваю я, уженачиная сердиться.

— Я жена Делберта.

— Какого ещё Делберта? И как вы сюда попали?

— А вы кто?

— Я — Руди. Я здесь живу. Это частное жилье,между прочим.

Женщина обводит взглядом комнату, словно желаясказать: «Да, то ещё жилье!»

— Берди мне ключ дала. Сказала, что я могу тутосмотреться.

— Не могла она дать вам ключ!

— А вот и дала! — Незнакомка выуживает ключ изкармана обтягивающих шорт и вертит им перед моим носом. Я зажмуриваюсь,представляя, как поджариваю мисс Берди на медленном огне. — Я Вера из Флориды.Погостить к Берди на несколько деньков приехала.

Теперь я вспоминаю. Делберт — младший сынБерди; тот самый, которого она три года не видела и от которого ни звонка, нивесточки не получала. Не помню точно, именно Веру ли Берди называла шлюхой, новнешний вид стоящей передо мной дамы вполне соответствует этому прозвищу. Ейпод пятьдесят, кожа у неё бронзовая и задубевшая, как и подобает истойлюбительнице нежиться под флоридским солнышком. Оранжевые губы полыхают посредиузкого нагловатого лица. Руки иссохшие. Из-под туго облегающих шорт торчатморщинистые и тонкие, как паучьи лапки, но изумительно загорелые конечности.Омерзительные желтые сандалии.

— Вы не имеете права здесь находиться, —выговариваю я, пытаясь взять себя в руки.

— Да ладно тебе. — Вера проходит мимо меня, ив ноздри шибает аромат дешевых духов с примесью кокосового масла. — Берди хочетс тобой потолковать, — добавляет она, выходя. И я слышу, как шлепают поступенькам лестницы её сандалии.