Призыв - Дэвид Гейдер

Ута одной рукой сделала несколько жестов. Рука ее двигалась быстро и отчетливо. Уверенно. Лицо гномки при этом не изменилось, но Келль потрясенно вздрогнул:

— Нет, Ута! Не надо!

— У тебя есть еще время подумать, если…

Ута недвусмысленно рассекла ладонью воздух: нет.

Келль с отчаянием смотрел на нее, качая головой.

— Нет, прошу тебя, подожди! Мы могли бы…

Гномка повернулась к охотнику и печально взглянула на него. Дункан видел, как руки ее замелькали, плетя паутину жестов, предназначавшихся только охотнику. Дункан почти ничего не понял, ясно было только, что это объяснение, сопровождавшееся резкими движениями ладоней и решительным выражением лица.

Зато на лице Келля все явственнее проступала безысходность. Наконец он обреченно кивнул:

— Если ты считаешь, что так надо…

Ута энергично помахала ладонью. Да, она именно так и считала.

Женевьева посмотрела на гномку с болью, но затем перевела взгляд на стоявшего у нее за спиной Архитектора и коротко кивнула. Эмиссар, опираясь на посох, шурша складками мантии, опустился на колени рядом с Женевьевой и протянул гномке тонкую увядшую руку.

Ута взяла ее, стиснув зубы и не сводя глаз с эмиссара. Дункан ожидал, что сейчас зазвучит заклинание, начнется некий ритуал, однако в камере стояла мертвая тишина. Архитектор неотрывно смотрел в глаза Уты, и вначале ничего не происходило. Затем на руке, к которой прикасался эмиссар, начали проступать темные жилы. Они переплетались, становясь все темнее, и наконец покрыли всю ладонь Уты.

Гномка закрыла глаза, чуть заметно дрожа. Дункан видел, как черные жилы проступили на ее шее. Дрожь, сотрясавшая тело Уты, стала отчетливее, и гномка сильнее стиснула зубы, стараясь держать себя в руках. Проснулся, почуяв неладное, Кромсай, и, когда он увидел совсем рядом порождение тьмы, когда ощутил воздействие странной магии, — в горле пса заклокотало рычание. Келль, пытаясь утихомирить пса, положил ладонь на его загривок. Сам охотник отвернулся и крепко зажмурился. У него не было сил вынести это зрелище.

Вокруг ладони Архитектора возникла тень, черная бесформенная масса, которая словно выползала из него. Тень разрасталась, и в тесной камере ощутимо похолодало. Дункан поежился от холода и увидел, что на стене рядом с Утой нарастает иней. Дыхание срывалось с губ белыми облачками. Тень переползла с руки Архитектора на ладонь Уты, а потом медленно всосалась в ее плоть. Кожа гномки собиралась в морщины, увядая на глазах, и воздух наполнился омерзительной вонью разложения.

Ута начала дергаться в конвульсиях, но тем не менее пыталась преодолеть боль, которая обжигала ее изнутри. Темные пятна на коже разрослись, наползли на шею, покрыли лицо. В медно-рыжих волосах появились седые нити, и вскоре волосы совсем побелели. Длинная коса гномки извивалась и корчилась у нее за спиной, словно спичка, выгорающая дотла. Глаза Уты резко распахнулись — уже красные, словно налитые кровью, рот открылся в беззвучном крике, и остатки седых волос попросту осыпались с ее головы.

А потом все закончилось.

Ута выдернула ладонь из руки Архитектора и скорчилась, содрогаясь всем телом в ознобе, который постепенно затихал. Белые облачка дыхания, срывавшиеся с ее губ, становились все бледнее и наконец исчезли. Гномка не шевелилась. Дункану на миг почудилось, будто она умерла, но, когда Ута медленно села, стало ясно, что ей попросту холодно.

Эмиссар кивнул гномке и опустил руку. Стылый холод, царивший в камере, тотчас же заметно ослабел, хотя окончательно не исчез.

Пленники неотрывно смотрели на Уту — все, кроме Келля. Он упорно отводил глаза, успокаивая жалобно скулящего Кромсая. Фиона качала головой, словно не веря собственным глазам, и видно было, что она в бешенстве, но сам Дункан не знал, что и думать. Ута выглядела теперь так же, как Бреган и Женевьева — безволосая голова, сморщенная кожа, налитые кровью глаза, — однако держалась при этом совершенно спокойно. Она коротко кивнула Архитектору, и тот провел пальцем по ее кандалам. Замок с громким щелчком открылся.

Неплохой прием, подумал Дункан. Надо будет как-нибудь ему научиться.

Гномка поднялась на ноги, отошла к Женевьеве и встала рядом, даже не оглянувшись на своих прежних товарищей.

— Благодарю тебя, — сказала Женевьева дружеским тоном, каким обычно хвалят хорошего солдата. Ута снова кивнула, но не сделала ни единого жеста. — Женевьева перевела взгляд на охотника. — А ты, Келль?

Охотник молчал, избегая смотреть на нее, но Дункан по его смятенному лицу видел, что его терзают сомнения. Глаза его были закрыты, брови страдальчески нахмурены.

Женевьева взглянула на Фиону — без особой, впрочем, надежды.

— Фиона?

Магичка обожгла ее полным ненависти взглядом.

— Да как ты смеешь спрашивать меня об этом? — процедила она. — Нас швырнули в камеру, ничего толком не рассказали, а теперь ты ждешь, что мы снова потрусим за тобой, как послушные собачки? Ты же бросила нас!

— Вам следовало повернуть назад.

— Но мы не повернули! Мы хотели завершить миссию!

— И я тоже. И до сих пор этим занимаюсь. — Женевьева презрительно фыркнула. — Ты же не ребенок. Именно в этом состоит наш долг. Именно в этом. Мы идем на жертвы, чтобы покончить с Мором. Вы пришли сюда за мной в первую очередь именно поэтому.

— Ты спятила. — Эльфийка с негодованием помотала головой. — Если бы я хоть на минуту поверила, что вы и вправду сумеете покончить с Мором…

Женевьева оборвала ее на полуслове, повернувшись к Дункану.

— Ну а ты? — спросила она.

Этот вопрос застиг Дункана врасплох. Как же ему поступить? На свой лад Женевьева права. Все они, по сути, уже мертвы. Его бы давно казнили, если бы он не стал Серым Стражем. Он проживает срок, взятый взаймы у судьбы, так есть ли разница в том, каким образом он будет бороться с Мором? Точно так же он мог бы погибнуть в пещере с алтарем или в других боях, а так, по крайней мере, у него будет шанс совершить нечто по-настоящему значимое.

И все же его удивляло то, как неожиданно переменилась Женевьева. Еще недавно она была так исполнена решимости найти брата и, если понадобится, убить его, словно это составляло смысл ее жизни. Теперь же она стремилась к совершенно другой цели — и это всего лишь после одного разговора с Бреганом и его дружком-эмиссаром. Что же здесь на самом деле происходит? И почему Женевьева согласилась во все это ввязаться?

Однако Дункану очень хотелось верить ей. Хотелось доказать, что из него выйдет именно такой Серый Страж, каким хотела бы видеть его Женевьева.

— Я… — начал он и уставился на Женевьеву, не в силах связно сложить ответ.

— Не делай этого, — едва слышно пробормотал Мэрик.

— Не вмешивайся! — рявкнула Женевьева.

— Нет, вмешивайся! — Фиона с силой грохнула кандалами по полу и обожгла ее яростным взглядом. — Неужели здесь только мы в своем уме? Ты готова поставить все на какой-то сомнительный козырь! На слова порождения тьмы!