Призыв - Дэвид Гейдер

Женевьева словно и не расслышала ее.

— Итак, Дункан?

— Я… не знаю, — выдавил он.

Ответ прозвучал жалко, и Дункан вспыхнул от стыда, когда на лице Женевьевы отразилось явное разочарование.

— Пусть будет так. — Она махнула рукой Уте, Брегану и эмиссару, подавая знак уходить. Сейчас мы оставим вас, поразмыслите над своим выбором.

Дункан смотрел, как все четверо друг за другом покидают камеру, и, когда каменная дверь с гулким стуком захлопнулась, сердце его сжалось. Отчего-то ему казалось, что он упустил свой шанс.

Камера опустела с уходом Уты. Ее кандалы и цепь валясь на полу рядом с Келлем, словно немой укор, и Дункан старался не смотреть на них. Охотник, измученный душевными терзаниями, подтянул повыше колени и прижался к ним лбом. Кромсай заскулил и ткнулся черным носом ему в подмышку, пытаясь, насколько мог, утешить хозяина.

— Что же нам теперь делать? — безнадежно проговорила Фиона.

Никто не отозвался. После долгого молчания Дункан искоса глянул на эльфийку.

— Что, если ты ошибаешься? — спросил он. — Что, если план — вовсе не безумие? Что, если настоящее сумасшествие — продолжать безнадежный бой, когда есть другая возможность победить?

— По-твоему, бой, который мы ведем, — безнадежный?

— Похоже на то, — хмыкнул он. Ты встречала когда-нибудь Серого Стража, который считал бы по-другому? Сколько раз еще нам суждено сражаться с очередным Мором, прежде, чем мы окончательно потерпим поражение? Мы могли бы прекратить Мор!

— Или только ухудшить дело, — язвительно вставил Мэрик.

— Что может быть хуже, чем сидеть сложа руки?

Король обреченно вздохнул:

— Когда это поиск простых путей приводил к добру? Этот замысел порожден не здравым смыслом. Ваш командор хватается за соломинку, потому что так она и ее брат рассчитывают стать героями.

— Я так не думаю.

— В самом деле? — недоверчиво осведомился Мэрик. — Знаешь, вашего командора трудно назвать уравновешенной особой.

Келль, уткнувшийся лицом в колени, резко вскинул голову.

— Это Призыв, — пробормотал он, едва приоткрыв глаза. — Эта песня звучит у нас в голове, проникает в нашу плоть. Она медленно сводит меня с ума. Если Женевьева слышала ее дольше, чем мы с Утой…

Мэрик кивнул:

— Значит, ими управляет Архитектор. Дожидается, пока вы не услышите эту песню…

— Я ее не слышу, — упрямо перебил Дункан.

— Я думаю, что этот Бреган и сам по себе зашел достаточно далеко. Равно как и Женевьева. Они оба дошли уже до той грани, когда должны были убить себя, выйдя на Глубинные тропы. Песня звучит у них в голове, сводит их с ума, и что же делает этот эмиссар? Предлагает им шанс все исправить. Наполнить жизнь новым смыслом.

— И чего, по-твоему, он на самом деле добивается?

— Может, он просто хочет отыскать Древних Богов. — Мэрик помолчал, размышляя. — Может, именно с этого начнется Мор, о котором предупреждала меня ведьма. С того, что Архитектора приведут прямиком к Древнему Богу.

— Или с того, что мы отказались ему помочь, — возразил Дункан. — Архитектор не похож на тех порождений тьмы, которых мы видели. Может, он и в самом деле не такой, как все они.

— И что это меняет? — спросила Фиона. — Дункан, эти твари — зло. И ты это знаешь. Ты чувствуешь внутри себя то, что течет по их жилам с самого рождения. Ты и вправду готов довериться тому, кто всю жизнь не знал ничего другого?

— И у него есть союзники, — заметил Келль. — Союзники, о которых нам не желают рассказывать.

Дункан понял, что охотник понемногу склоняется к точке зрения Мэрика и Фионы, хотя самого Келля это обстоятельство явно не радовало. Охотник угрюмо покачал головой:

— Управляет нами Архитектор или нет — в любом случае мы не имеем права рисковать.

— Но Женевьева права! — не сдавался Дункан. — Наш долг — одолеть Мор!

Келль вперил в него пристальный взгляд своих светлых глаз:

— Наш долг — защитить человечество от Мора. — Голос его зазвучал негромко и напряженно, и видно было, что с каждым словом в нем крепнет уверенность в своей правоте. — Вот в чем различие. Раз за разом выходим мы в бой с порождениями тьмы, и именно в этом состоит наша обязанность. Мы не вправе судить, не вправе рисковать жизнями тех, кого защищаем.

— Но…

— Нам дано принимать нелегкие решения, которые нельзя не принять. Мы не смеем считать, что это делает нас богами.

Дункан привалился спиной к стене, прижался затылком к холодному камню. Это было приятно. Голова шла кругом, и он уже не знал, что и думать. Женевьева всегда говорила, что Серые Стражи делают то, что необходимо. Если было необходимо сжечь дотла деревню, чтобы не дать порождениям тьмы рассеяться по округе, — деревню сжигали. И никто высказывал возражений. Во время Мора слово Стражей было решающим.

Но ведь сейчас не Мор? Порождения тьмы еще не отыскали Древнего Бога, не заразили его скверной, не превратили в архидемона. Цель Серых Стражей состояла единственно в том, чтобы прийти сюда и помешать этому случиться. Женевьева говорила, что нельзя допустить даже малейшей возможности, однако теперь она говорит совсем другое. План, который она восхваляет, допускает, что все пойдет наперекосяк и начнется Мор. Если Архитектор именно к этому стремится, он может достичь успеха, и Серые Стражи не предотвратят Мор, а посодействуют его началу.

Женевьева считает, что ради такой цели стоит рискнуть. Она страстно убеждена в своей правоте — стоит только глянуть на нее, чтобы это понять. И она хотела, чтобы Дункан разделил ее убежденность. Но может быть, она просто упустила из виду то, ради чего на самом деле явилась сюда. Может, ей хочется наполнить смыслом свою жизнь, получить воздаяние за все то, от чего она отреклась.

Или за все то, что у нее отняли.

— Что будем делать? — спросил Дункан в пустоту, стараясь не смотреть на товарищей, хоть и чувствовал, что все они глядят на него. Он внимательно изучил свои кандалы. В глубине души ему отчаянно хотелось махнуть на все рукой, послать всех подальше и встать на сторону командора. Дункан всегда преклонялся перед Женевьевой, видел в ней великую воительницу, для которой не существует невозможного. Именно поэтому он последовал за ней в Ферелден, а потом согласился пойти на Глубинные тропы. Она в одиночку поборола бы угрозу, предотвратила грядущий Мор и доказала бы Серым Стражам свою правоту, а он, Дункан, был бы рядом и помогал ей как мог. В конце концов, он был у нее в долгу.

Но затем он вспомнил, что говорила Женевьева в своем сне. Там Дункан увидел ту сторону ее натуры, о существовании которой и не подозревал. Женевьева оказалась самым обычным человеком, и величия в ее сне было ничуть не больше, чем в других. Стало быть, она тоже не безупречна и способна ошибаться. Отчего-то мысль об этом породила в душе юноши горечь и пустоту, словно он лишился чего-то невероятно важного.