Обнаженный Бог. Финал - Питер Гамильтон

– Предназначение, – осмелился вставить Тим.

– И близко не лежит. Это эмоции. Это путь к твоему сердцу. Жалость ослабляет. Этого здесь нельзя допускать. Человеческие мотивации должны быть отброшены. Машины – вот в чем мы нуждаемся.

– А я думал – это то, чем являются сержанты.

– О да, они хороши. Совсем неплохо для оружия первого поколения. Но эденисты должны совершенствоваться, создавать действительно роботов для следующего Освобождения. Это должно быть чем-то вроде нас, другого качества и еще менее персонифицированных, чем сержанты. Я нескольких из них знаю, и они для своей задачи слишком человечны.

– Вы думаете, будет еще одно Освобождение?

– Конечно. Никто еще не изобрел другого способа выставить этих подонков из наших тел, которые они украли. Пока этого не произойдет, мы должны держать их на расстоянии. Я тебе сказала, не проявляй никакой слабости. Захвати другую планету, возможно, одну из тех, куда пробрался Капоне, и начни там Освобождение, прежде чем они ее захватят. Дай им понять, что мы никогда не прекратим выставлять их задницы прочь из нашей вселенной.

– Вы будете участвовать в следующем Освобождении?

– Такой возможности у меня не будет. Я сделала свое дело, как могла, и получила урок. Это слишком много. Ты хотел получить репортаж о том, как выглядит Экснолл, но ты опоздал на целый день. Еще вчера у нас тут были некоторые одержимые, они ждали ноль-тау. Вот с ними тебе следовало бы потолковать.

– Что они вам сказали?

– Что они ненавидят Освобождение так же, как и мы. Оно им мешает, они не получают достаточно пищи, дожди не прекращаются, грязь затекает к ним в постели каждую ночь. И с тех пор, как Кеттон унес эту проститутку Эклунд, их организованное сопротивление ослабело. Теперь все сводится только к инстинкту, вот почему они борются. Они проигрывают сражения, потому что они люди. Они вернулись сюда, потому что намеревались прекратить свои мучения, так? Это общий человеческий мотив. Все, что угодно, чтобы избежать потусторонья. Но теперь-то, когда они здесь, где, как они думали, они хотят оказаться, к ним опять вернулись их старые повадки. Как только они снова стали людьми, сделалось возможным победить их.

– Пока они не уберут эту планету прочь из вселенной, – возразил Тим.

– По-моему, это прекрасно. Это уберет их настолько далеко, что они не станут больше вмешиваться в наши дела. Тупик, в который зашла эта война, означает, что мы победили. Наша цель – препятствовать их распространению.

– Но даже война не кладет этому конец, – вставил Хью. – Вы забыли, что у вас есть душа? Что в один прекрасный день вы умрете?

Когти Елены раздраженно клацнули.

– Нет, я не забыла. Но именно теперь у меня есть работа, которую необходимо выполнить. Вот что имеет значение, вот что важно. Когда я умру, я посмотрю потустороныо прямо в глаза. Все это философствование, морализаторство и поиск истины, которому мы предаемся, все это дерьмо собачье. Когда до смерти дойдет, каждый сам за себя.

– Точно как в жизни, – Хью выдал легкую улыбку.

Тим хмуро посмотрел на него. Было так непохоже на Хью вставлять какой-то комментарий насчет смерти и потусторонья; это был единственный предмет, которого он всегда (не странно ли?) избегал.

Тим попрощался и оставил ее наблюдать за мониторами камер ноль-тау.

– Живи в смерти так же, как живешь в жизни, а? – заметил он Хью, когда они оказались далеко от ряда слуховых датчиков.

– Что-то в этом роде, – торжественно согласился Хью.

– Интересная особа эта наша Елена, – заметил Тим. – Однако интервью требует редактирования. Она выбьет дух из любого, кто услышит ее мнение.

– Возможно, ей надо было выговорится. Она долгое время общалась с одержимыми. Допускает она это или нет, такое общение повлияло на ход ее мыслей. Не уклоняйся от правды.

– Я ничего не искажаю в моих репортажах.

– Видал я их, ты все смягчаешь для своей аудитории. Сплошной компромисс.

– Зато доступно получается, разве нет? Ты наши рейтинги видел?

– В новостях есть нечто большее, чем рыночная сторона. Тебе нужно хоть время от времени включать что-то существенное. Оно уравновешивает и подчеркивает те сенсации, которые ты так обожаешь.

– Черт, да как ты вообще оказался в этом бизнесе?

– Я для него создан, – Хью, очевидно, нашел эту истину веселой.

Тим растерянно посмотрел на него. Тут его нейросеть объявила, что его срочно вызывает шеф из студии в Передовом форте. Ему сообщили новость об атаке флота Конфедерации на Арнштадт.

– Вот дерьмо-то собачье, – выругался Тим.

Все вокруг и моряки, и солдаты – радовались и вызывали друг друга. Грузовики и джипы непрерывно гудели.

– Нехорошо это, – сказал Хью. – Они знали, каков будет результат.

– Будь оно проклято, да, – согласился Тим. – Пропал наш сюжет.

– Целая планета унесена в другой мир, а все, что тебя интересует, это твой сюжет?

– Ты что, не понимаешь? – Тим отчаянным жестом взмахнул руками в сторону оккупационной станции. – Тут был тот сюжет, один-единственный, мы с тобой находились на передовой линии борьбы против одержимых. Все, что мы видели и о чем говорили, имело большое значение. А теперь не имеет. Вот оно что, – астрономическая программа его нейросети отыскала ему ту секцию темно-лазурного неба, где светила невидимая звезда Авона. Он в прострации смотрел в ту сторону. – Кто-то, кто находится там, изменяет политику Конфедерации, а я застрял здесь. Уж не знаю почему.

* * *

Первым увидел это Кохрейн. Естественнно именно, он назвал это Медным колокольчиком.

Недостаточно гибкий, чтобы выдерживать целые часы в позе лотоса, хиппи распростерся, точно бескостный, на кожаном мешке с бобами, лицом в том направлении, куда летел остров Кеттон. В одной руке у него были солнечные очки от Джека Дэниэла, а его пурпурные очки находились на надлежащем месте, и поэтому, вероятно, он не сохранял должную бдительность. Но все-таки никто из остальных десяти людей, находящихся с ним вместе на мысе, ничего не увидел раньше.

Они, как позже жаловался Макфи, высматривали что-нибудь массивное, планету или луну, или, может быть, даже Валиск. Какой-то объект, который появился бы маленьким темным участком среди убывающего сияния и медленно увеличивался бы в размерах по мере того, как приближался остров.

Самое последнее, чего мог ожидать кто-нибудь из наблюдавших, был кристалл размером с камешек, осколок солнечного света, заключенный в геометрическую форму, пущенный, точно стрела, из лежащей впереди пустоты. Но это было именно то, что перед ними возникло.

– Святые угодники! Эй вы, парни, поглядите! – завопил Кохрейн.

Он пытался показать пальцем, отправляя Джека Дэниэла в карман своих брюк-клеш.