Убийство номер двадцать - Сэм Холланд

– Я тоже кое-что об этом знаю, Адам, – продолжает она. – Я ищу мужчин. Мужчин, с которыми мне не следует быть рядом. Мужчин, которые способны мне навредить. Мужчин, которые просто пользуются ситуацией. Ты из таких, Адам?

Он думает про Элли. И медленно отвечает:

– Я не хочу быть таким.

– Он тоже так думал. Сказал, что он не какой-нибудь злодей. Что отвезет меня к себе домой и будет заботиться обо мне.

Адам замирает. Все мышцы у него напрягаются, во рту пересыхает.

– И он это сделал, Адам. Он дал мне крышу над головой. Кормил. Поил. Поэтому я делала все, что он просил. В отличие от тех других девушек.

«Вот же дерьмо…»

– И я осталась в живых.

Это она. Та пятая женщина. Которая вышла из этого флигеля ужасов во внешний мир. Публиковать ее фотографию было запрещено судом; она сменила имя и бесследно исчезла.

Вот только это оказалось не так. Она здесь. И не погибла в конце концов.

Между ними всего шесть футов. И она маленькая, худенькая. Он запросто сумеет ее одолеть, если понадобится.

– Я пошла навестить его, – продолжает Кэтрин. Голос у нее звучит тихо и холодно. – Я стосковалась по нему. Ну как я могла по нему не тосковать? Мы были с ним так близки, когда были вместе, много лет назад… И с тех пор каждый день, проведенный вдали от него, был для меня му́кой.

Адам удивленно моргает.

– Но он ведь похитил тебя! Запер под замок. Насиловал.

– Сначала я его боялась. Он сказал, что убьет меня, причинит мне боль, если я не буду делать то, что он говорит. Но потом понял, что мне все равно. Мне больше некуда было пойти. Он подарил мне жизнь.

Кэтрин делает паузу, медленно закидывая одну стройную ногу на другую. Задумывается.

– Те парни на улице… – продолжает она. – Это было изнасилование. Я не хотела заниматься с ними сексом, но мне нужны были деньги. На героин, который я пускала себе по венам. Все эти мужчины, эти вонючие озабоченные твари, хотели одного: трахнуть меня, как животные… Хотели, чтобы я отсосала им… Им было наплевать на меня, пока я делала то, за что мне платили. Но с ним все было по-другому. Меня любили. Он спас меня, избавил от зависимости. Оберегал меня. А потом они забрали его.

– Ты отказалась давать показания на суде, – говорит Адам, медленно осознавая правду. Этой женщине основательно промыли мозги. За все эти месяцы, проведенные взаперти в том флигеле, ее убеждения полностью изменилась.

– Мы выбирали их вместе. Мы с Элайджей.

– Выбирали кого?

– Жертв. Торговец наркотиками… Шлюха… Мужик, который притворялся примерным семьянином, а сам изменял своей жене с проститутками… Худшее, что могло предложить общество. И люди, которые нас подвели. Адвокаты… Учитель… Социальный работник…

Кэтрин на секунду умолкает.

– Полицейские, – добавляет она с улыбкой, и Адам чувствует прилив ненависти. – Он рассказал мне свою историю. Что этот человек творил с ним. Кто стал бы винить Элайджу за то, что он был вынужден сделать? Двадцать жертв во имя его отца. Месть людям, которые не спасли нас.

– Но эти люди были ни в чем не повинны, – отвечает Адам. – Что тебе когда-либо сделала Пиппа Хокстон?

Она игнорирует его.

– К ним как-то пришел полицейский. Когда Элайджа был еще ребенком. В конце концов соседи позвонили в «три девятки» в ответ на крики его матери. И что же этот коп сделал? Выпил пива с его отцом. В саду перед домом. Вот почему Элайджа их так ненавидит. И я тоже. Они и пальцем о палец не ударили, чтобы помочь мне. Только регулярно арестовывали за приставание к клиентам. А потом отобрали меня у него. У единственного мужчины, который когда-либо любил меня.

– Элайджа Коул не любил тебя, – недоверчиво произносит Адам. – Он просто использовал тебя.

– Я была у него первой. – Кэтрин улыбается, словно погрузившись в теплые воспоминания. – А потом он притащил и других девушек. Трахал их у меня на глазах. Но он всего лишь пытался заставить меня ревновать.

Адам потерял дар речи, потрясенный словами, слетающими с уст этой женщины.

– Это я посоветовала ему запирать их в клетки. Это я решала, смогут ли они поесть днем; будет ли у них одеяло, чтобы согреться ночью. Иногда он даже приводил меня к себе домой. Посидеть с ним за кухонным столом и поесть вместе с ним, когда его дочь уже лежала в постели. Как муж и жена. Это была его награда, его способ отблагодарить меня.

Адам едва осмеливается спросить:

– За то, что ты делала – что?

– За то, что выбирала, кому быть следующей. Кому предстоит умереть. От этих женщин был прок только до тех пор, так что когда они становились слишком больными, слишком жалкими… – Она пожимает плечами. – Но Грейс… Господи, эта женщина никогда не теряла надежды! Даже когда она закрыла перед нами дверь. Тогда она потеряла самообладание. Принялась кричать, дергать за цепи. Я тогда подумала, что Грейс оторвет себе руки, настолько она была решительно настроена. – Кэтрин снова смотрит на Адама. – Знаешь, каково это? Увидеть свободу и сразу же опять ее лишиться? Я думала, это убьет ее. Но она начала кричать о том, что все равно выберется отсюда, заставит его заплатить. Что даст показания в суде. Конечно, я знала, что этого никогда не произойдет.

Адам пытается сглотнуть, но во рту словно не слюна, а песок.

– И ты убила ее.

– Ударила ее бутылкой по затылку. – Звучит это холодно и обыденно, как нечто само собой разумеющееся. – Она упала, даже не пикнув. И я оказалась права. Вскоре после этого они и пришли. Освободили меня, как они сказали.

Лицо у нее каменеет.

– Но все, что они сделали, это отобрали его у меня. Со временем мы нашли способ поговорить. Ты и понятия не имеешь, каково это было – вновь увидеть его в тюрьме. Мы воссоединились. С моим Элайджей.

Руки Адама взлетают ко рту. Он бросает взгляд на дверь, за которой в кармане пальто в коридоре остался мобильный телефон.

– Он защитил меня. Он так и не сказал ни слова. Он любит меня.

– Тебе нужна помощь, Кэтрин, – мягко говорит Адам. – Я могу тебе помочь.

– Да ничем ты не можешь мне помочь! Ты даже сам себе не можешь помочь, никчемный ты человек! Элайджа был прав – ты недостоин его дочери. И тогда не был достоин, и уж точно не сейчас. Ты несколько дней гонялся за Мэгги. Женщиной,