Жорж Санд, ее жизнь и произведения. Том 2 - Варвара Дмитриевна Комарова

хотя и в конфликте не с действительным героем ее романа, а с лицом вымышленным, «из другой оперы», Жорж Санд нарисовала ее в преувеличенно-сатирическом виде. Но, тем не менее, этот герой и эта героиня в своем столкновении оказываются всегда верными своим характерам, а этого только и требуется от автора художественного произведения. И эпизод этот написан совсем по-бальзаковски.

Одновременно с «Орасом» Жорж Санд поместила в «Revue Indépendante» ряд статей о «народных поэтах».

Совершенно естественно, что раз Леру и его единомышленники и сотрудники проповедовали необходимость скорее покончить со всеми кастовыми и имущественными преградами и разграничениями, и веровали, что «глас народа» действительно – «глас Божий», ибо-де людям простым, с нераздвоенным сознанием и волей, со свежим чувством, неиспорченной массе народа, большинству, истина гораздо доступнее и скорее откроется, – совершенно естественно, говорим мы, что особое внимание их должны были возбудить те деятели, поэты и писатели, которые выросли из среды этого самого народа, и которые являлись как бы прямыми выразителями его духа, его мнений и чувств.

В первом же № «Revue Indépendante» были напечатаны стихи двух молодых поэтов из народа: Шарля Понси – тулонского каменщика,[345] и парижского башмачника – Савиньена

Лапуанта. Стихи первого были присланы в редакцию при письме Араго, который сообщал кое-какие биографические сведения о нем.

Незадолго перед этим и знаменитая в свое время поэтесса, г-жа Амабль Тастю, написала маленькое предисловие к книжке стихов, напечатанных скромной работницей Мари Карпантье, а один из учеников Сен-Симона, Оленд Родриг, издал целый сборник стихотворений простонародных поэтов под общим заглавием «Poésies sociales».[346] Разумеется, на него обратила самое неблагосклонное внимание вся консервативная критика, с Лерминье во главе, который, между прочим, увещевал друзей народа не захваливать этих поэтов, не поощрять их стремлений к интеллигентной жизни, и пугал их призраком самоубийства, к которому-де неминуемо приведут их разочарования, как привели уже некоего Boyer.

И Араго, и г-жа Тастю упоминали в своих статейках, что, кроме этой молодой работницы и кроме тулонского каменщика, существует еще целая плеяда поэтов-простолюдинов, как то: только что умерший Hégésippe Moreau, Лебретон – коленкорщик из Руана, Жасмен – парикмахер из Гасконии, Дюран – столяр из Фонтенбло, Руже – портной из Невера, Магю – ткач из Лизи-на-Урке, Безвиль – оловянщик из Руана, и Венсар, и Понти, и Ребуль – булочник из Нима, и Элиза Моро, и так рано умершая Элиза Меркёр, и Луиза Кромбах, и Мари Карпантье, и Антуанетта Карре, и т. д., не говоря уже о родоначальнике всех поэтов, вышедших из народа, – знаменитом, не только не нуждавшемся в чьих-либо похвалах или рекомендациях, но самом раздававшем аттестаты на бессмертие, – «великом» Беранже.

Тем временем Жорж Санд, которая «принимала близко к сердцу все, что близко и делу народному», как она сама вскоре выразилась, и которая через Араго познакомилась заочно с Понси, а через Пердигье лично сначала с Магю, а потом и его будущим зятем, слесарем Жильяном, была не только в совершенном восхищении от их стихов, но еще более того заинтересовалась этими, в высшей степени замечательными и непохожими одна на другую, индивидуальностями, а также увидела глубокий смысл в самом факте этого нарождения и процветания народной поэзии, представителей которой во Франции не появлялось уже целых 200 лет, со времен знаменитого неверского столяра, мэтра Адама Бильо или Било. И вот Жорж Санд посвятила целых четыре статьи в «Revue Indépendante» этому новому, «социальному» веянию в поэзии, ибо столько же хотела помочь распространению известности поэтов-пролетариев, сколько указать вниманию читателей на социальное значение самого факта их нарождения на свет, являющегося наглядным подтверждением теории Леру о «непрерывном прогрессе».

В первой статье, «Sur les poètes populaires»,[347] Жорж Санд как бы лишь указывает на Понси, как на талант, заслуживающий полного внимания со стороны публики, и затем пространно и сочувственно цитирует предисловие г-жи Тастю к томику Мари Карпантье, заключающее в себе прежде всего и главным образом ту мысль, что теперь, мол, первенствующая и творческая роль в поэзии принадлежит простолюдинам, народу в тесном смысле слова. До ХVII века поэзия и литература были исключительным делом дворянства, потом на сцену выступила магистратура и высшая буржуазия, потом средние классы, а теперь очередь за народом. Как в какой-нибудь симфонии Бетховена музыкальная тема проходит по очереди через все инструменты оркестра, так и дар поэзии – через все классы общества, благодаря чему он не умирает, а вечно свеж и вечно обновляется. Это внезапное появление множества поэтов из народа, – говорил в свою очередь и Араго в своей заметке, – свидетельствует об интеллектуальном пробуждении его, а оно является несомненным признаком и показателем скорого и полного освобождения, «против которого мнимые государственные люди тщетно будут стараться напрягать свои слабые ручки».

Это пробуждение стольких творческих талантов в народе, – говорит и Жорж Санд на разные лады в своих четырех статьях, – свидетельствует о нравственном и умственном росте народа, об его интеллектуальной зрелости, о том, что и он может теперь внести свою лепту в сокровищницу человеческих приобретений, что он об руку с другими может работать на общую пользу, на пользу человечества, оно доказывает связь всех людей в человечестве, подтверждает прогрессивность человечества... Теперь главная задача человечества – решение великих социальных вопросов, великого вопроса равенства и братства, всеобщей солидарности, с практическим решением его в виде всеобщего обучения, обеспеченности труда и средств к жизни всем, – естественно, что об этом нам будут говорить те, кто в этом наиболее заинтересован – рабочие пролетарии.

Поэзия, – говорит она в статье «Lamartine Utopiste», – отражает самые живые идеи и чувства в человечестве. Если уже такой поэт, как Ламартин, одними считающийся за беззаботного бряцателя на какие угодно темы, другими – за холодного себялюбца, третьими – за политического честолюбца, если и он написал стихотворение «Утопия», где развил ту мысль, что никакие страдания человечества ему не могут быть чужды, что он страдает и мучится за всех, и видит свое призвание в таком единении с человечеством, то чего же мудреного, что впервые возвысили свои голоса и все народные поэты. Всех проникает веяние эпохи, все благородные души проникнуты чаяниями будущего равенства, прогресса, и слова истины на всех устах, знаменитых ли поэтов или простых рифмачей, Ламартина или Савиньена Лапуанта.

Нельзя требовать, – говорит Жорж Санд в своих «Dialogues familiers», – чтобы, впервые выступив на литературное поприще, пролетарий сразу сказал свое слово оригинально, безупречно, без всякого подражания кому бы то ни