Слониха-пациентка - Дэвид Тейлор

провести несколько занятий с членами экспедиции. Бог нам в помощь, попробуем еще раз дней через десять.

«Эль-Хамисс» запустил машины и взял курс на север.

Пять дней спустя я вернулся во Францию для встречи с Майклом, который договорился со своими людьми в Касабланке, чтобы те изготовили новые, более прочные клетки и еще кое-что из оборудования. Затем я направился в Брюссель для переговоров с Научным комитетом ЕЭС, где получил благословение на вторую попытку отлова шестерых тюленей.

В конце первой недели ноября я созвал в Касабланке остальных членов своей команды отважных, и мы вылетели в Дахлу, где обнаружили, что тамошнюю телефонную линию в очередной раз разбил паралич. Таким образом, предупреждения о нашем прибытии до местного военного и морского начальства ни по телефону, ни по факсу дойти не могли. «Эль-Хамисс» вышел в море гонять траулеры, а командующий гарнизоном встретил нас с куда меньшим энтузиазмом, чем раньше. Понадобились часы терпеливой дипломатии Рожера, вооруженного козырными картами в виде факсов, отправленных Майклом по всегда действовавшим бесперебойно каналам французских тайных служб, прежде чем добрые отношения были восстановлены. Козырным же тузом было сообщение о том, что его величество король Марокко Хасан проявил личный интерес в успехе операции, призванной спасти часть национальной собственности Марокко.

Как бы там ни было, нам нужно было дождаться возвращения «Эль-Хамисса» еще два дня. Я решил потратить это время на обучение своей команды обращению с новыми клетками и деревянными ловушками, доставленными из Касабланки на грузовике.

Я сформировал две команды из военных водолазов, матросов и членов своей группы. На мелководье близ побережья в районе Дахлы они тренировались в разгрузке новых клеток с «Зодиака»; посаженный в клетку ваш покорный слуга выступал в роли и. о. самца тюленя-монаха. Упреждая возможные шутки относительно того, что, мол, не вышел комплекцией для такой роли, я отметил, что самцы тюленей-монахов весят куда меньше, чем самки. Команды тренировались с деревянными ловушками, которыми предполагалось окружать тюленей, а я наблюдал за их действиями с секундомером. Даже самые сильные профессиональные водолазы быстро выдыхались. А что вы хотите? Если рассчитываете хоть на какой-нибудь шанс добиться успеха, все надо делать быстро и бесшумно.

В промежутках между тренировками мы с Джоном осваивали городок, заходя попить чайку с мятой то в одно, то в другое засиженное мухами маленькое кафе. Дахла стоит на широкой песчаной косе и с двух сторон омывается морем. Чтобы пройти от гавани к противоположной стороне косы, требовалось миновать впечатляющую мусорную свалку площадью несколько сот акров; оная же свалка служила весьма популярной у здешнего населения громадной общественной уборной, а также жилой и индустриальной зоной. Сильные порывы ветра наносили тучи песка на поля битого стекла, обломков пластика и металла. Мы то и дело наталкивались то на людей, роющихся в обломках в поисках чего-нибудь мало-мальски годного, то на небольшие загоны для коз, обнесенные стеной из ржавых консервных банок. То тут, то там мы встречали жилища из старых автомобильных шин с крохотными садиками, окруженными оградой из битой посуды. Ближе к морю нашему взору предстала хижина, из окошка которой на нас недоверчиво косилось некое странное существо, на котором красовались голубые лохмотья одежды некогда наводивших страх туарегов. Хижина была построена ни больше ни меньше как целиком из треснутых ночных горшков. По-видимому, сии элементы домашнего обихода были когда-то предметом гордости местных жителей, но затем, когда прошло модное поветрие, в одночасье за ненадобностью оказались на свалке — во всяком случае, все те, кто приходил сюда для облегчения, отлично обходились без них. На этом грандиозном кладбище обломков разнообразной человеческой деятельности нам не было проходу от аборигенов, сидящих на корточках.

— Надо внимательно смотреть, куда ступаем, — сказал Джон после того, как он сам наткнулся на груду выбеленных солнцем костей, а я — на туземца, сидящего в упомянутой выше позе. Впрочем, моей вины в том не было: его окружил, точно облако дыма, рой мух, так что я его просто не заметил. Наше появление ничуть не смутило туземца; его кишечноутробный орган продолжал исторгать торжественные и при всем при том щемящие звуки.

Нам потребовалось три четверти часа, чтобы пересечь свалку и наконец достичь берега моря — узкой полоски грязного песка, которая вскоре, несомненно, будет поглощена наступающей свалкой; вдруг Джон схватил мою руку и с такой силой потянул ее, что я упал навзничь на небольшой песчаный курган, нанесенный ветром на останки автомобиля.

— Ты видел?! — спросил он, раскрыв рот и вытаращив глаза.

— Что именно? — спросил я, и мой друг показал пальцем в направлении пляжа внизу холма.

— Группа женщин, которые задирают подолы, или, как их здесь называют, джеллаба, и вставляют себе в задницу шланги.

— Что-о?!

— Нет, серьезно. Присмотрись, только осторожно, чтобы они тебя не заметили.

Я вспомнил бассейн в Абу-Даби близ Аин-аль-Файдаха, предназначенный только для женщин, которые купались там во всей одежде. Много лет назад его мне показывал смотритель птиц в зоопарке Аль-Аин, когда мы с ним отправились искать дроф. Хоть в это время в бассейне не было ни одной посетительницы, мужчинам, за исключением шейхов, строго-настрого запрещалось даже видеть его, нарушителю же грозили всяческие кары. Мне не хотелось второй раз подвергать себя такому риску: слыханное ли дело, неверный проник в такое богоспасаемое место, да еще приволок с собой другого! Но шланги меня заинтриговали. Я схоронился за грудой песка и, соблюдая предельную осторожность, приподнял голову ровно настолько, чтобы видеть происходящее одним глазом. В сотне ярдов от нас несколько арабских женщин средних лет сидели на песке, за исключением двух из них. Женщины не заметили нас; они продолжали оживленно беседовать и колдовать над своими двумя товарками, которые не сидели на корточках, как все, а лежали плашмя с задранными выше пояса подолами; у каждой из них из заднего места торчал шланг, вроде резиновый, заканчивающийся металлической воронкой, которую держала одна из женщин и заливала туда некую светлую жидкость. Я отвел голову назад и уставился на Джона.

— Мать честная! — воскликнул я. — Что же это такое?!

— Сам не знаю. Должно быть, форма помешательства. Вообразили, что они автомашины, вот и играют в заправочную станцию.

— Да нет. Наверно, бедняжки просто объелись бараньими глазными яблоками и промывают кишки. Как бы там ни было, нам лучше смыться подобру-поздорову, пока нас не засекли.

Мы отползли на почтительное расстояние; оказавшись там, где женщины не могли нас заметить, встали и — ноги в руки — зашагали назад в город, не переставая гадать, что это мы только что увидели.

Вечером мы