Память Вавилона - Кристель Дабо

Заметив, что стекло напольных часов запотело, Старшая-Крестная протерла его и увидела вымощенную булыжниками улицу.

– Вы хотите сказать, что…

– Нет, мадам Розелина, это всего лишь кусочек улицы. Мой прямой путь на Аркантерру находится в другом квартале Небограда. Итак, вы готовы совершить со мной променад?

– Но почему, Великие Предки, вы решили увезти нас на Аркантерру?

Арчибальд поднял шлепанец, потерянный Старшей-Крестной, и стал обмахиваться им, как веером.

– Солнце, кофе, фрукты, пряности… я преподношу этим дамам рай на блюдечке, а они нос воротят!

Наступила тишина, тяжелая, как лежащий на шелке маминого пеньюара апельсин, такая тяжелая, что даже Крестный внезапно утратил всю свою легкость. И, хотя в уголках его рта по-прежнему пряталась маленькая лукавая складочка, которую Виктория просто обожала, голос его, когда он заговорил, звучал очень серьезно:

– Обманщик, с которым вы имели дело, страдает манией величия. Он подмял под себя почти все политические институты, не говоря уж о его способности усваивать, а затем воспроизводить семейные свойства всех, кто встречается ему на пути. Многие люди умерли, да и я сам чуть не погиб, потому что какой-то барон захотел ему угодить. И это, разумеется, не единственный случай. Есть только одно место в мире, одно-единственное, куда этот коварный злодей еще не запустил свои когти, – Аркантерра. И я наконец понял, что он там ищет и почему жители Аркантерры удерживают его на расстоянии. – Когда Крестный улыбался во весь рот, его борода сияла еще ярче. – Мои родственнички обладают одним весьма заманчивым свойством. Вы когда-нибудь слышали о клане Агуррасов?

Крестный произнес «агхуррахов», так как одновременно пытался откашляться. Старшая-Крестная нахмурилась, Мама сидела молча. Виктория так и не взяла в толк, о чем идет речь, хотя сообразила, что ни одна, ни другая не знают этих людей.

– Их также называют Эгильерами[49], – сказал Крестный. – Речь идет об одной из Семей, отделившейся от генеалогического древа аркантерровцев. Я сам не подозревал об их существовании, пока не встретил. Дело в том, что их очень мало и они засекречены. Только представьте себе, сударыни, что вы наделены внутренним компасом, позволяющим обнаружить кого угодно, причем где бы он ни находился. Ваш объект может прятаться хоть на краю света, хоть в самой неприступной крепости – компас все равно его отыщет. Понятно? Вот каким свойством обладают Эгильеры! Полагаю, теперь вы сами догадаетесь, как наш злодей сможет использовать подобное свойство. Если Он им завладеет, от Него никто не скроется!

Крестный умолк, желая насладиться произведенным эффектом. Из его длинной речи Виктория уловила только одно слово «древо». Значит, дерево? И это дерево наверняка волшебное, потому что на Маму и Старшую-Крестную оно явно произвело впечатление.

– Если я сумел найти путь на Аркантерру, значит, Он тоже найдет его рано или поздно, – добавил Крестный. – Поэтому, думается мне, нужно воспользоваться свойством Эгильеров раньше, чем Он до них доберется. Но тут кроется одна проблема. Все жители Аркантерры, начиная с монсеньора Януса, более чем кто-либо стремятся сохранять свой нейтралитет. Эти люди желают держаться в стороне от всех пертурбаций, волнующих остальной мир, особенно если те не приносят прибыли. Я соблюдал нейтралитет всю свою жизнь – положение обязывало. И вот единственный урок, который я вынес: понятие «нейтралитет» является привлекательной заменой слова «трусость». Наступает момент, когда нужно выбрать, на чьей ты стороне, а если говорить обо мне, то я больше не хочу жить среди марионеток.

Мама зааплодировала своими красивыми руками, покрытыми татуировкой. Виктория, решив, что это такая игра, последовала ее примеру.

– Мои поздравления, Арчи, вы взрослеете. Но как ваше открытие связано с нами тремя?

– Я хотел бы убедить монсеньора Януса и жителей Аркантерры отказаться от нейтралитета, но для них я всего лишь бывший посол, представляющий нынче одного себя. Вы же, Беренильда, так сказать, первая дама Полюса. Ваше слово имеет больший вес, чем мое. Я уж не говорю о вашем обаянии.

Крестный широко раскрыл свои синие глаза, гораздо более яркие, чем фальшивое небо над домом. Виктории ужасно захотелось подняться в настоящее небо и полетать.

– Нет, – сказала Мама.

– Нет? – переспросил Крестный, улыбаясь еще шире.

– Вы просите о невозможном. Если я последую за вами, у меня не будет никакой гарантии, что я смогу вернуться; ведь я, в отличие от вас, никогда не возьму на себя риск спровоцировать дипломатический инцидент, оказав неповиновение Духу Семьи.

– Подумайте…

– Я уже говорила вам, Арчи, и могу повторить, – продолжала Мама, не давая Крестному вставить слово, – мое место здесь. Сегодня я убеждена в этом больше, чем когда-либо: нашему монсеньору нужна дочь, она должна быть рядом с ним. Он пытается измениться, пытается изменить свою Семью, потому что хочет оставить в наследство дочери ковчег, где не будет борьбы кланов, заговоров и убийств. Если мы уедем, он забудет, ради чего пытается это сделать.

Настал черед Старшей-Крестной аплодировать. Виктория, в восторге от такой ночной игры, захлопала в ладоши вслед за ней. Девочке казалось, что она присутствует на представлении в опере, о которой ей рассказывала Мама.

Крестный провел большим пальцем по губам, демонстративно изображая широкую сияющую улыбку.

– Свойство Эгильеров, Беренильда! Подумайте о нем! Убедите их встать на вашу сторону, и они в мгновение ока отыщут вам месье и мадам Торн.

Виктория почувствовала, как вздрогнула сидевшая рядом с ней Мама. Девочка заметила на ее лице выражение боли, словно Мама чем-то обожглась. Но это продолжалось совсем недолго. Очень быстро Мамино лицо снова обрело свою прекрасную невозмутимость.

– Я не стану искать ни Торна, ни Офелию до тех пор, пока они сами не захотят найтись. Более того, я хочу, чтобы они в любой момент могли застать меня здесь. Мы, я и моя дочь, остаемся. Это мое последнее слово.

Как только Мама умолкла, Старшая-Крестная властным жестом протянула руку к Крестному. Недолго думая, он вернул ей шлепанец.

– Я никогда ни к чему не принуждал женщин и сегодня не намерен нарушать свое правило. Что ж, тем хуже! Сейчас я должен с вами проститься, прямой путь не сохраняется долго.

Когда Крестный, преклонив колени перед Викторией, взял ее за руку, у девочки сильно забилось сердце. Он улыбался ей, но как-то необычно. В его улыбке не чувствовалось настоящей радости.

– Не знаю, когда мы снова встретимся, девочка моя. Пожалуйста, постарайтесь не слишком измениться.

Внезапно Виктории стало ужасно холодно. Она смотрела, как Крестный выбивает пыль из своего драного цилиндра, а потом трижды воздымает его над головой, словно прощаясь с каждой из находящихся в комнате женщин.