Дети грозы. Книга 3. Зови меня Смерть - Мика Ртуть

6-й день каштана, Риль Суардис, Шуалейда.

— Торре, Суардис! Долгих лет! Слава нашей принцессе! Да правит император вечно! — восторженно орали горожане.

Светило солнце. Чирикали птицы. Благоухали каштаны.

— Чудесный день для свадьбы, моя прелесть. Улыбнись нашим подданным, — велел Люкрес, едущий по правую руку от Шуалейды. — Посмотри, как народ любит нас!

Растянув непослушные губы в улыбке, Шуалейда помахала горожанам, бросила новый пучок ленточек, и толпа заорала с новой силой. Под копыта лошадей снова полетели цветы, ароматные травы, зерна и медные монетки. А незамужние девицы — все, кто сумел протолкаться в первые ряды, — все пытались поймать хоть одну ленточку из тех, что «счастливая невеста» раскидывала вокруг себя.

Старое и романтичное поверье — вплети в косу ленту, которой коснулась невеста в день своей свадьбы, и встретишь суженого до исхода луны. Жаль, с Шуалейдой поверье уже не сработает, хоть увешайся ленточками. Суженого она встретила и потеряла, а сегодня выходит замуж за упыря с продутым чердаком, чтоб он мучительно сдох, этот упырь.

«Брат и Сестра, прошу вас, сделайте хоть что-нибудь! Остановите эту свадьбу!» — повторила Шу в тысячный раз.

И в тысячный раз Двуединые не откликнулись. Торжественная процессия уже вступала на площадь перед двумя храмами. Нарядную, убранную цветами и флагами, запруженную разодетыми шерами и простыми горожанами. Казалось, на свадьбу обожаемой принцессы, победительницы зургов, надежды и гордости Валанты, собрался весь город. Даже бродячие кошки — и те пришли посмотреть на торжество…

Шу невольно улыбнулась, увидев пару крылатых котов, восседающих на карнизе крыши. Один кот был голубым в белую полосочку, второй — или вторая — желто-пятнистым, как леопард. А крылья у обоих были темно-синими, полупрозрачными, словно ночное небо над рекой…

Выше задрав подбородок, Шу сморгнула нечаянную слезу. Та ночь навсегда останется с ней. В ее памяти. В ее снах. Останется Остров Фей, сотворенный тремя влюбленными шерами. И Дайм когда-нибудь вернется. Обязательно вернется. Лучше — когда Шу научится играть в проклятые политические игры и сможет переиграть сумасшедшего упыря.

Она обязательно научится. И он еще тысячу раз пожалеет, что вынудил ее к браку. Она — Суардис, а Суардисы никогда не сдаются.

Шуалейда снова помахала рукой толпе и перевела взгляд на помост, возведенный между двумя храмами. Несмотря на устилающий его синий бархат и золотой символ Двуединства, сияющий над креслами для почетных гостей, помост напоминал эшафот. И Шу невольно искала спрятанные в нем колбы — на сей раз для ее крови и ее дара. Ведь Люкресу не нужно от нее ничего больше. Только сила. Ему даже на ее отречение от прав на Валанту плевать. Он так и сказал сегодня, мол, это даже хорошо, что ты не унаследуешь Валанту, меньше мороки.

Валанта — и морока! Боги, какая же гнусная мерзость досталась Шуалейде в мужья!

— Слава! Слава! — продолжала надрываться толпа, глядя, как спешиваются Шуалейда и Люкрес, как поднимаются по застеленным синим бархатом ступеням.

— Если твой отец собирался меня оскорбить пренебрежением к императорским цветам, ему это не удалось, — едва слышно хмыкнул Люкрес. — И не удастся. Я не откажусь от тебя, моя прелесть. Ни за что.

— Не лопни от самодовольства, недоносок, — буркнула Шу, приседая перед отцом в почтительном реверансе.

Его величество Тодор, обряженный в парадную мантию, с земляничной короной на голове, величественно кивнул и встал. Поднял руку, призывая народ к тишине.

По идее, в этот момент на площадь должен был упасть полог тишины. Если бы полпред Конвента был на месте, а не пренебрегал своими обязанностями. Но темного шера Бастерхази никто не видел со вчерашнего дня, когда он забрал умирающего Дайма. Куда — неизвестно. Что он с Даймом сделал — тоже. Шу могла лишь надеяться, что Бастерхази не сошел с ума окончательно. И что его любовь к Дайму была настоящей, а не еще одной ложью ради могущества.

Но темного шера не было, и тишину пришлось обеспечивать сразу нескольким шерам — канцлеру Сальепусу, трем шерам третьей категории из валантской аристократии, одному — из свиты Люкреса. Могла бы и Шуалейда, но не хотела. И просить ее никто не стал. Да и толку-то, со вчерашнего дня она ни с кем не разговаривала. Как сбежала к себе и заперлась в башне Заката, так и вышла лишь сегодня на собственное бракосочетание. Ну, если не считать короткого, всего в пару фраз, разговора с Энрике. Который сводился к двум вопросам: может ли Энрике как-то помочь Дайму? Нет? Жаль. А помешать свадьбе или подсказать что-нибудь Шуалейде? Нет? Нет, она не сердится. Энрике не за что просить прощения. Она сама дура и сама во всем виновата. Была бы умнее — иначе бы формулировала клятвы. Всего-то следовало пообещать выйти замуж за Люкреса не когда тот освободит Дайма от оков и обвинений, а когда Дайм будет свободен совсем. От клятв, печати верности, воли императора и чего угодно. И то, что она не догадывалась о власти Люкреса над Даймом — не оправдание.

Она ошиблась и заплатит за свои ошибки. А потом придумает, как освободить Дайма и отомстить обоим упырям, Люкресу и Бастерхази.

Обдумывая планы мести, она пропустила мимо ушей речь отца. Длинную, прочувствованную речь о единстве империи и прочая, прочая. Речь Люкреса, коротко пообещавшего народу Валанты мир и процветание под покровительством Брайнонов — тоже. Слишком ярко светило солнце, слишком весело щебетали птички, чтобы слушать всякую чушь.

— …прими в дар обручальный браслет моей пра-прабабушки, супруги Роланда Святого, — пробилось к ней сквозь птичий щебет.

Опустив взгляд на открытую шкатулку, поданную Люкресом, Шу едва не зажмурилась от солнечного сияния. Полуденные лучи отразились от крупных, как орехи, бриллиантов, ослепили, выбили из глаз слезы.

Слишком ярко. Фальшиво. Опасно. Кажется, именно об этом артефакте предупреждал Дайм. А Люкрес ловок. Преподнес артефакт так, что без скандала не откажешься. Но она не и будет отказываться. Зачем?

— Благодарю, мой принц, — светло улыбнулась Шу и протянула левую руку, чтобы Люкрес сам надел ей артефакт.

Торжествующий блеск его глаз Шу проигнорировала. И его приказ: «Ты будешь любить меня больше жизни, Шуалейда Суардис!» — тоже. Все ее внимание было сосредоточено на артефакте, призванном подавить ее волю и сделать послушной куклой.

Второй раз за два дня. Сначала Бастерхази, теперь Брайнон. Интересно, будет ли третий раз? Кто? Когда?

Щелчок застежки прозвучал… всего лишь как щелчок застежки. А спрятанные в браслете потоки — тончайшего кружевного плетения, завораживающе прекрасные в своем злом совершенстве — развернулись, окутали Шуалейду невесомым огненно-лиловым покрывалом…

— Какая прелесть, — улыбнулась Шу, подняв взгляд на Люкреса. — Обязательно расскажешь мне, мой принц, как Саламандра делала этот артефакт. Чрезвычайно интересная структура. Даже жаль портить.