Клан Сопрано - Мэтт Золлер Сайтц

Позже в эпизоде мы видим очень быструю смену кадров между двумя сценами — одна представляет собой самую отвратительную (и в конечно итоге самую душераздирающую) ссору с Кармелой, другая — поворотный момент в побочной сюжетной линии, где Вито Спатафоре Младший (Брэндон Хэннан), позиционирующий себя как гот, крайне проблемный сын убитого гангстера-гея, отвечает на оскорбления ребят в школьной душевой тем, что испражняется там. В основе сцены Тони-Кармела лежит более ранняя приглушенная ссора, которая произошла во время празднования успешной продажи дома (на самом деле лишь отчасти успешной, так как она сумела избавиться от строения, продав его кузену Брайану и его беременной жене). Тони предлагает большую часть полученной прибыли поставить на, как он говорит, «верное дело». Затем мы видим одетого в халат Тони, обвиняющего Карм в безжалостности и лицемерии, о чем она уже не раз слышала и о чем решила не думать (так же как Тони до недавнего времени не хотел зацикливаться на различных грехах, совершенных им ради увеличения состояния Сопрано). «Дело в том, что ты сраная бизнесменша, построившая свой сраный дом, который в любой день может рухнуть и прибить гребаного, еще не рожденного ребенка! — орет Тони и добавляет: — Теперь не будешь спокойно спать!» Кармела швыряет в него вазу и идет наверх; общий план — Тони выходит на задний двор, оставляя осколки вазы лежать на полу в прихожей.

Потом переход сцены: мы видим, как в школьной душевой гомофобы дразнят Вито Младшего. Смесь равнодушия (да пошли вы все на…), притворного увлечения готами и нездоровой ранимости читается на лице парня — если не скрытного, то слишком чувствительного подростка для школьного мачо-зоопарка. Его психические отклонения спровоцированы смертью отца, убитого не за то, что он сделал, а за то, кем он был. В ответ на продолжающее осквернение памяти отца такими же отморозками, как те, которые виновны в его смерти, парень смело смотрит в лицо своим мучителем, испражняется на их глазах и размазывает фекалии голой ногой. Это социальный терроризм — визуальное и обонятельное оскорбление находящихся в помещении, что могло совершить лишь человеческое существо, которое не способно понять и тем более определить источник своего несчастья, но которое решило: если нельзя улучшить или разрушить свою окружающую среду, то нужно испортить ее.

Это поступок подростка, который так сильно ненавидит себя и всех остальных, что просто хочет выйти из ситуации, не особенно задумываясь как. Конечно, ребенок не ожидал, что посреди ночи его выдернут из постели бесцеремонные работники молодежного лагеря в Айдахо — самая тревожная во всем сериале сцена, несмотря на отсутствие в ней кровопролития, так как она синхронизируется с ситуацией в предыдущем эпизоде — рассказе о том, как отец Тони, Джонни Бой, приказал сыну совершить первое убийство в 1982 году. В обоих случаях (Джонни Бой толкает сына на порочную жизнь, полную насилия, которой он мог бы избежать, если бы его не принуждали; и Вито Младшего увозят (по приказу матери и предложению Тони) в лагерь для промывки мозгов, задачи которого насильно превратить его в того человека, которого хотели бы в нем видеть окружающие) мы видим потенциально свободную и уникальную душу, озверевшую от самой жизни, а затем перепрограммированную на принятие этой жизни и следование примеру своих мучителей. (Мари Спатафоре предлагала подобный способ действия несколько эпизодов назад, советуя мужу-гею подумать о конверсионной терапии.)

Мы наблюдаем за реакцией Тони после новости об ужасном поступке Вито Младшего в душевой. Тони решает дать матери мальчика, Мари, 100 000 долларов на переезд, о чем она умоляла его в начале эпизода. Он не сумел убедить новоиспеченного босса Нью-Йорка Фила Леотардо выплатить ей эти деньги, а между тем Фил — родственник Мари и виновен в убийстве ее мужа. Тони собирает нужную сумму, а затем проигрывает ее; этот поступок дестабилизирует и его семейную жизнь, и его работу. В обеих историях — Вито Младшего и Тони — мужчины «реализовывают активы», чтобы восстать против жизни, которая душит их, которая принуждает их лгать.

Как многие эпизоды шестого и седьмого сезонов, «Погоня» следует тематически параллельным сюжетным линиям, иногда позволяя им пересекаться или даже сталкиваться, так что создается впечатление, будто истории оценивают и анализируют друг друга. Самым очевидным примером является сцена, где Тони, не раз игравший роль приемного отца, приходит в дом Мари и ведет разговор с Вито Младшим в чуть менее жестокой манере, чем это делал Фил. Когда мужчина и мальчик сидят друг напротив друга, кажется, будто они на свидании в тюрьме, только мы не знаем, кто узник. Призывая Вито повзрослеть и стать мужчиной в доме, потому что больше некому, Тони мог бы адресовать эти слова самому себе, когда был мальчишкой. Можно, перефразируя Ливию, сказать, что в его подсознании живет темное существо, подсказывающее ему, что делать и говорить. Обратите внимание: когда Тони ругает других, он будто бы говорит о самом себе закодированными фразами. Он нападает на Кармелу, обвиняя ее в нежелании признавать факт собственной коррупции: пойдя на компромисс ради удобства и выгоды, она построила дешевый дом, который может убить его обитателей. Позже Кармела использует сходный образ, сравнивая Тони с мультяшным героем, беззаботно идущим по жизни, в то время как над его головой на веревке висит пианино. Хотя разница все же есть: Тони обвиняет Кармелу в причастности к коррупции — коррупции, которой он сам и способствовал. Кармела же, со своей стороны, видимо, предупреждает его о физическом, а не о моральном наказании — между строчками звучит что-то вроде: «Нельзя остаться сухим в воде».

Против чего восстает Тони, когда он разрушает свое гнездо? Наверное, не против того, что положительно в его жизни: крепкий, но при этом неустойчивый брак с женщиной, по-настоящему любящей его и родившей ему двух детей, которые уважают его, несмотря ни на что; уверенность, что он поднялся в своей профессии (организованной преступности) выше, чем кто-либо мог ожидать, и что он нажил состояние, которое позволяет ему выбросить 3,2 миллиона долларов на яхту (по словам Хэша) и дать взятку строительному инспектору, чтобы его жена, построив, возможно, смертельно опасный дом-ловушку, начала карьеру в области недвижимости. Но чем дальше, тем более неловко он чувствует себя с людьми, которых использует для своего удобства. А нехарактерная для фильма (и, возможно, намеренно) небрежная работа оператора делает ощущение неопределенности еще более выразительным. Тони кажется духовным кузеном Юджина и Вито — парней, которые хотели выйти из дела и вышли, парней, которые слишком поздно обнаружили свою подлинную личность, нарушив тем самым жизненный баланс и способствуя своей гибели. Когда же мы смотрим на мир «Клана Сопрано», то у нас складывается впечатление, что он так же распадается, как разум Джуниора.

И здесь есть что обсудить: антисемитское недовольство Тони Хэшем (близким к его окружению); настойчивость доктора Мелфи в том, чтобы Тони посещал сеансы регулярно (она единственный персонаж, кроме Кармелы, кто не боится противостоять ему); внезапная смерть во сне Ринаты — подруги Хэша, и поразительно холодная реакция Тони (он отдает пакет с деньгами, которые должен, и сразу же уходит); поведение Эй Джея, когда он делает предложение Бланке, которое вызывает в памяти главную тему фильма 1978 года «Охотник на оленей» (The Deer Hunter) — фильма о том, как мужчины выражают свои эмоции, не выражая их, а именно сцену, где герой отбрасывает гендерные стереотипы и говорит, что называется, от сердца. Сердце Эй Джея будет растоптано позже, когда Бланка вдруг разорвет помолвку, практически ничего не объяснив, но это другая история.