Дивизия особого назначения. Пограничники бывшими не бывают! - Фарход Хабибов

Ко мне в наш окоп пробрался Хельмут и предложил поговорить с немцами, пока те деморализованы. Ну, чтобы попробовать перетащить на нашу сторону побольше простых немецких ребят, охмуренных австрийским, однояйцевым челколобым ублюдком и другими гиббонтропами.

Взяв рупор (я не знаю, откуда он тут взялся, ну рупор), Хельмут направляет раструб в сторону левого берега и начинает (тельмановская школа):

– Камерады, с вами говорит бывший кандидат на офицерский чин 45-й пехотной дивизии Вермахта, Хельмут Юргенс.

Ваше положение безвыходно, сейчас мы начнем зачистку силами всей дивизии, и каждый встреченный с оружием в руках будет убит на месте. Всем тем, кто хочет жить, предлагаю сдать оружие и остановить бессмысленное кровопролитие. Советское командование не хочет проливать бесцельно кровь немецких парней, те, кто сдаст оружие, получат жизнь и свободу.

Даю вам пятнадцать минут, через пятнадцать минут закидаем вас минами и снарядами, затем начнем зачистку, если вы согласны принять наши условия, то знак – белый флаг. Время четырнадцать часов двадцать минут, и оно пошло.

Понятно, что Хельмут говорил с немцами на немецком, не на латыни же с ними говорить… Из леса стали доноситься разговоры и крики, но кто, о чем и зачем говорил там и кричал, мы не знали, у немцев шло обсуждение. Импрессионисты устроили ток-шоу, тема «Жить или не жить», вариант «Кому на (Бела-) Руси жить хорошо?» (живому немцу или мертвому).

Через десять минут замечаем около восьми импровизированных белых флагов, ну и я говорю Хельмуту:

– Хельмут, командуй, тем, кто сдается, идти вон к той одинокой сосне, ну вправо.

Затем говорю радисту:

– Передай танкистам, пусть сгруппируются у одинокой сосны и принимают капитуляцию немцев, но близко к танкам не подпускать, не менее пятидесяти метров дистанции.

Радист открытым текстом передает сообщение танкистам, и Хельмут снова берет рупор:

– Камерады, идем к одинокой сосне, слева от нас, там кладем оружие и, отходя, строимся.

Немцы боязливо выбираются из лесу и идут к ориентиру, тут сзади (из гитлеровских стволов) какие-то особо упертые нацики начинают шмалять по честным немцам, те залегают и тоже отвечают. По месту, где расположены «непримиримые» фашисты, Полуэктов (не сам, конечно, а командами) кладет несколько осколочно-фугасных прибабахов. Наши пулеметы бешено обливают нациков (ну, вообще-то место, где нацики, плохие немцы, то есть), и те затихают.

Хорошие немцы скапливаются у того самого ориентира, и гора оружия, сданного немцами, растет, плохие немцы притаились.

– Кравцов, берешь свою роту, бегом на грузовики, и вперед на тот берег, надо охранять сдавшихся в плен, ах да, и Хельмута с его ребятами возьми, пусть с хорошими немцами покалякают.

Кравцов с Хельмутом, вызывая своих бойцов, уходят. Нам, остальным тоже, надо на тот берег переправляться, командую всем собираться и бегу догонять Кравцово-Юргенсов.

Бойцы сворачивают свои позиции, а я добегаю и ныряю в кузов грузовика, обалдеть, вокруг одни немцы, я, значит, к Юргенсу попал. Западло, хотя почему, теперь это наши братья, Хельмут в кабинке, и я один на один с немцами, западло не в том, что я боюсь или опасаюсь немецких братьев, нет, западло в том, что я не говорю по-немецки.

И мы молча едем вниз с холма, потом к мосту и от моста вправо, к одинокой сосне.

Когда наш «Опель-блиц», доехав, глушит мотор, я в числе первых спрыгиваю с кузова, толпой в сто-двести человек стоят «хорошие» немцы, в десятке метров перед ними холмик из оружия, а вокруг все уже оцеплено кравцовской ротой.

Хельмут строит своих бойцов, и «хорошие» немцы фигеют, слыша команды на родном языке и вооруженных немецким же оружием немецких парней, в немецкой же форме, но на стороне РККА (белые тряпки помогают отличать своих немцев от фашистских). Один из бойцов Хельмута кричит:

– Пауль, майне брудер, – и лезет обниматся к одному из озирающихся «хороших» немцев, офигеть, прямо индийский фильм, встреча братьев.

– Кравцов, Нечипоренко, Ивашин и Абдиев, вперед к зоне «плохих» немцев и зачищаете территорию, пехота, прикрывайтесь танками и броневиками, вперед. Всех, кто сдается, не трогать, остальных на фиг, в корзину, то есть удалить. Хельмут, охранять со своими бойцами пленных.

Пехота с танками и броневиками едет добивать остатки «непримиримых», но у тех пыл погас, и они тоже сдают оружие, причем попался даже гауптман, командир второго батальона. Остальные офицеры, уже накрылись медным «ВАЗом», короче, нет больше офицеров, только, жалко, командир полка со штабом задержались. И само собой под раздачу не попали, видимо с ветерком едут на машинах, то есть ехали, прослышав про случившееся, наверно, повернули обратно. У немцев есть рации и давно, значит, сообщили, то есть не значит, а точно сообщили, орднунг.

Всего выжило чуть больше трех сотен немцев, примерно батальон, остальные отправились к праотцам и к праматерям чертовым, то есть кончились.

Начали прибывать наши с холма, и, по моему приказу, они стали загружать трофеи в грузовики. А с немцами беседует по душам командир немецкого взвода товарищ Хельмут. Около получаса (а может, больше) продолжалась беседа, и в результате беседы к нам перешли еще 36 немцев, то есть теперь у нас будет два немецких взвода (первым, само собой, перешел Пауль, братец нашего Зигфрида).

Остальных немцев без оружия и без припасов отправили на фиг, а что, убийствами мы насытились, тем более Хельмут обещал жизнь. Кроме того, это теперь порция трупного яда в Вермахт, почти триста немецких солдат, почувствовавших унизительнейшее поражение, теперь будут разносить слухи об этом. О силе бойцов РККА, о том, что бойцы РККА милосердны и просто обезоружив, отпустили врага, даже не попинав, это будет офигенная реклама РККА на высшем уровне. Плюс расскажут о немецких бойцах в рядах РККА, ну в Шестнадцатой (виртуальной) Дивизии Особого назначения.

Все, собираемся, теперь можно (да и нужно) уходить, и все заняты обшариванием мертвых немецких солдатов, погрузкой оружия на грузовики и т. д., как говорится, победные пиратские хлопоты. Прошел час, и колонна знатно прибарахлившись, вышла в сторону места дислокации, можно ехать не спеша, вокруг боеспособного врага нет (и в ближайшие два-три часа, точно не предвидится). Да и не можем мы ехать быстро, перегружены по самое не могу.

Те, кому не хватило места в машинах, едут на повозках (и отбитых у врага, и своих), но из-за разницы скоростей гужевой обоз двигается самостоятельной колонной. Повозок столько, что их все к грузовикам уже не прикрепишь, грузовик – это не паровоз. Тем более десяток повозок присобачено к грузовикам, мы их двигатели (невинных лошадок) угандошили во время атаки.

Ну, дальше ехали молча, каждый переживал заново эти дни, бои, смерти товарищей, тем более даже в нападении с холма противник умудрился убить пятерых и ранить восемнадцать бойцов.

Тут замечаю, что рядом сидит скинхедик наш доморощенный.