От Мировой до Гражданской войны. Воспоминания. 1914–1920 - Дмитрий Ненюков

За это время мне пришлось повидаться и с некоторыми бывшими людьми. Наибольшее сожаление возбудил во мне престарелый генерал Каульбарс.[332] Когда-то царь и бог в Одессе, где он был командующим войсками округа и генерал-губернатором, он явился откуда-то весь оборванный, голодный и в самом жалком виде. Я сейчас же написал генералу Деникину о его положении и, не дожидаясь ответа, зачислил на службу в центр, выдав авансом тысячу рублей. Старику было уже 82 года. Он был кавалером Почетного легиона 1-й степени,[333] и я воспользовался этим, чтобы устроить ему бесплатное путешествие в Париж, где были его родственники.

Далее меня посетил Гучков, еще недавно вместе с Керенским управлявший судьбами России. Он также хлопотал о поездке за границу по политическим делам, как он сам выразился. Он выглядел довольно бодро и, по-видимому, возлагал большие надежды на вмешательство Антанты в русские дела. В длительность большевизма он не верил. Видел я также и Милюкова. Он имел сконфуженный вид и мало говорил вообще.

У Пильца я встретил Воейкова, который ехал за границу из Ялты. Он рассказал, что сейчас же после ухода большевиков осмотрел Ливадийский дворец и нашел его в относительном порядке. Вся прислуга осталась на местах, но, конечно, приобрела развязные манеры. Он сказал им соответствующую речь и предупредил, что по возвращении вместе с государем разберет все их поступки во время большевизма и воздаст каждому по заслугам. Он, по-видимому, не сомневался, что так действительно все и будет, и вообще в то время многие не верили в гибель всей царской семьи.

В это же время проезжала через Одессу за границу графиня Брасова[334] с детьми. Она также ничего не знала об участи своего мужа.

Праздники Рождества Христова прошли в Одессе весело и оживленно, но вскоре после Нового года уже начали появляться тучки. Петлюровцы французов не беспокоили и, наоборот, всячески старались завязать с ними сношения. Это следует объяснить тем, что над ними уже скоплялись грозовые тучи со стороны большевиков. Регулярные силы последних, главным образом, сосредоточивались против Колчака и Деникина, но Троцкий не жалел денег на партизанскую войну, и масса всевозможных большевистских атаманов вроде Григорьева и батьки Махно наводнили Украйну и парализовали все силы петлюровцев, которые состояли из таких же банд, как и большевистские. Французы вначале этим беспокоились мало, считая, что банды не опасны для их регулярных войск, снабженных артиллерией, танками и авиацией, но они не учли разлагающую пропаганду, которая уже пустила глубокие корни среди их войск. Их солдаты и матросы просто не хотели сражаться с большевиками неизвестно за чьи интересы.

Вскоре, однако, глаза у них открылись. Атаман Григорьев взял целиком, предварительно окружив, целый батальон французов с двумя орудиями. Французы мирно стояли в одном местечке и сдались, не сделав даже попытки к сопротивлению. Это был удар грома в ясную погоду. Создалось впечатление, что в один прекрасный день большевики могут незаметно войти в Одессу и перевязать всех французов, да и русских вместе с ними.

Ввиду такого подхода в Одессу явился сам командующий армией в Константинополе генерал Франше д’Эспере.[335] Было решено перед Одессой устроить фронт, куда потребовали и нашу бригаду, которая была уже переименована в дивизию и находилась под командой одного из лучших отличившихся генералов Добровольческой армии, по фамилии, кажется, Тимановского.[336] Оккупационные войска была усилены греками и черномазыми сенегальцами, на которых надеялись, что они не поддадутся на пропаганду.

На время все снова успокоилось, но тут как раз возникли острые разногласия между Деникиным и французами, в результате которых Санников был отозван в Екатеринодар. Он собрался и уехал так быстро, что я не успел даже с ним переговорить. Уже провожая его на пароход, я спросил, какие мне будут инструкции, на что он коротко ответил: «Никаких». С ним вместе уехал и Гришин-Алмазов с неизменным Масловским и его татарами.