Атомка - Франк Тилье

— Ферне был настоящим художником, и листовка у меня на стекле была настоящая, — сказала она комиссару. — Убийца позволил своей жертве спокойно делать все, что захочет, и все, о чем я его попрошу, а потом зарезал его и забрал результаты его работы.

Она смотрела на спутника своей жизни, тот выглядел совершенно измотанным, прислонился к стене, будто не держится на ногах, руки повисли… Люси подошла, прижалась к любимому:

— Все равно мы его…

— Или он нас.

Похоже было, Франк отчаялся. Люси редко доводилось видеть Шарко в таком состоянии, обычно он не сдавался, и многочисленные свидетельства, собранные ею для рождественского подарка, подтверждали это.

Шарко встряхнулся, приблизил лицо к лицу Люси, между ними оставалось всего-то сантиметров десять.

— Больше не хочу оставаться в своей квартире. Особенно после того, что мы здесь сегодня видели. Переночуем в отеле.

Франк Шарко укладывал чемодан, и смотреть на это было мучительно. Франк Шарко был вынужден бежать из собственного дома, как вор.

Но Люси смотрела, не произнося ни единого слова. Она чувствовала себя в какой-то мере ответственной за то, что ему приходится вот так вот бежать. Она знала, что Франк делает это главным образом потому, что хочет уберечь ее, не себя. Она представляла себе, как он страдает, представляла, какая черная буря бушует сейчас в мозгу этого опытного, чего только не пережившего полицейского.

Наступал вечер 22 декабря, и Шарко был убежден, что последний удар убийца нанесет послезавтра, в сочельник.

Был убежден, что грядет возрождение Красного Ангела, нечистой силы, которая сможет расправить крылья только после того, как уберет с пути виновника своего падения.

— Мы ему покажем, — бормотал Франк себе под нос, меря шагами комнату в поисках той или иной вещи. — Он у нас угодит в свой же собственный капкан.

Шарко подошел к окну, отодвинул занавеску, выглянул наружу:

— Ты где-то здесь… Посмотри на меня внимательно. Все равно я тебя поимею.

Нет, конечно, он сейчас не такой, как всегда, подумала Люси. И когда Франк возвращался к кровати, она встала у него на пути, притянула к себе, стала гладить его спину:

— Ему нас не уничтожить. Вдвоем мы сильнее его.

— Ему нас не уничтожить, — повторил Шарко, как под гипнозом.

Дальше они уже не разговаривали, только обменивались ласками, как любовники, предающиеся запретной любви. Про́клятой любви. Эти мгновения были прекрасны, но тоже мучительны — тем, что отведенное на любовь время вот-вот кончится.

Словно искорки во тьме.

А теперь надо было уходить. Надо было скрыться. Шарко с трудом оторвался от подруги, вернулся к платяному шкафу, стал вынимать оттуда вещи: теплые свитеры, рубашки, хлопчатобумажные футболки. На этот раз — ни костюма, ни какой-то другой выходной одежды.

— Делай, как я, — сказал он. — Возьми только теплое, ну и белье на смену, столько, чтобы мы могли продержаться три-четыре дня на морозе.

Но Люси будто застыла.

— Мы не можем вот так сбежать, — прошептала она наконец. — Мы не можем бросить расследование. Все эти дети, Франк, они…

Шарко взял подругу за плечи и заглянул в глаза:

— Мы никого и ничего не бросаем. Ни расследование, ни детей. Наоборот. Верь мне, пожалуйста.

Комиссар отпустил Люси, поспешно запер чемодан и вышел из спальни. Люси принялась укладывать вещи, хотя и мало чего понимала. У коллег не хватило времени рассказать все в подробностях, и пока расследование виделось ей фрагментарно… Собравшись наконец, она направилась к комиссару, который уже стоял у двери.

— Уходим, — сказал он.

Люси задержалась у елки.

— До чего же это грустно, — вздохнула она, — елка без подарков…

Шарко взял ее за руку — он больше не мог ни минуты оставаться здесь.

— Пошли, пошли…

Такси он вызвал на подземную стоянку, чтобы никто не увидел, как они кладут чемоданы в багажник. Когда машина выехала на улицу и они оказались посреди привычного городского шума, Шарко, попросив водителя сделать музыку громче, наконец разговорился.

— Мы имеем дело с самой худшей разновидностью охотника, Люси, — почти шепотом принялся объяснять он. — С охотником, который расставляет свои капканы так быстро, что мы не успеваем его поймать. Чертово время сейчас играет против нас. Намеченный срок — сочельник, Рождество, теперь это уже совершенно ясно. Охотник все подстроил так, чтобы кульминация наступила именно в этот момент, чтобы именно так сработал весь его зловещий механизм. Вероятно, он потратил недели, если не месяцы, на подготовку вожделенных шаха и мата. Я — черный король. Он вовлек меня в игру, он заставил меня плясать под его дудку. Он ждет, что в момент, когда прозвучит ультиматум, я буду тут как тут. Ибо он считает, что иначе и быть не может, понимаешь?

— Просто потому, что ты все всегда доводишь до конца и он это знает. Он это знает точно так же, как и я.

— Вот именно. А теперь представь себе, что случится, если он вдруг обнаружит, что черный король не откликается, что черный король исчез. Что его нет на шахматной доске.

— Возможно, он потеряет контроль над собой, у него поедет крыша.

— Да. И возможно, тут-то он и совершит ошибку.

Шарко все время посматривал назад, но, когда такси выехало на окружную дорогу, он окончательно убедился, что никто за ними не гонится, и совсем успокоился. Франк почувствовал, что ему нравятся песенки, которые передают по радио, осознал, что ему не только нужно, но теперь уже и можно немного расслабиться, вздохнуть свободно. Люси была рядом, Люси была в безопасности, а это самое главное.

Он смотрел на подругу с улыбкой:

— Бедняжечка ты моя… Вернулась из Нью-Мексико и даже на пять минут не присела отдохнуть… И я видел, что ты прихрамываешь…

— Да нет, ничего, все в порядке.

— Раз так, давай поговорим, будто и впрямь все в порядке. Расскажи, как там, в Америке? Там красиво? Думаешь, мы могли бы как-нибудь туда слетать?

— Франк, наверное, сейчас не время, чтобы…

— Я хочу ребенка, Люси. Я ничего на свете так не хочу.

Он выдохнул эти слова внезапно, ни с того ни с сего, и она словно онемела. Обычно разговор о ребенке заводила сама Люси, а Шарко только слушал, кивал, когда требовалось, скорее из вежливости, чем на самом деле с ней соглашаясь. Но теперь — теперь все было иначе. Все, что происходило вокруг, его меняло. Физически, морально… Шарко отвернулся к окну, словно не ожидая ответа. Не желая ответа. Может быть, чувствовал, что ему стало легче? Люси тоже прислонилась головой к окну и стала смотреть на дорогу.

Это такси — куда оно их везет?