Мы знаем, что ты помнишь - Туве Альстердаль

я ведь тот еще идиот.

Он продолжил говорить, возвращаясь обратно к той ночи, когда они вдвоем с трудом выволокли труп из кузницы и потащили его вниз к реке, но Эйра его почти не слушала.

Она видела перед собой это сердечко, на предплечье, с несколькими птицами, сбегавшими до сгиба локтя. Официантка, собиравшая посуду со столиков в стокгольмском кафе. Эйра видела эту татуировку прямо перед собственным носом и ничего не поняла. Женщина была немного пухленькой, с чересчур короткой стрижкой – она бы ни за что не подумала, что Лина решилась так выглядеть. Передать ей что-нибудь при встрече? И Эйра дала ей бумажку со своим именем, и та, должно быть, поняла, пусть не сразу, но потом проверила, чьей сестрой была посетительница кафе.

– Мне нужно в туалет, – сказал Эйра и исчезла в доме, прихватив с собой телефон.

Сидя на унитазе, она искала женщину по имени Симона, но больше не находила ее.

Страница оказалась удалена.

Когда она вернулась, Магнус сидел, обхватив голову руками.

– Я так долго ждал, что кто-нибудь найдет его тело, что уровень воды в реке понизится или что он сам всплывет. Просыпаясь, я каждый день был готов к этому.

– Ты не должен был признаваться в том, чего не совершал, – наставительно произнесла Эйра.

– Но ведь я действительно виноват, примчался туда, стал шуметь. Надо было просто дать им сбежать, куда угодно.

– Ты сказал, что он насиловал ее.

– Это мне так показалось. Лина сказала, что она сама этого хотела, попробовать что-нибудь пожестче, ну незнаю. Все это так чертовски запутанно.

Лина переоделась в другую одежду. Она заранее принесла туда вещи, когда они планировали свой побег. После чего укатила оттуда на мотоцикле. Магнус поплыл на лодке к Лунде. Там они и встретились. Он собрал ей еще немного одежды и выгреб все деньги из семейной кассы.

– Матери не было дома, а ты… Ты спала.

После этого Лина снова села на мотоцикл. Магнус показал на место у гаражной стены, где обычно стоял «Сузуки». Он не знал, куда она направляется, куда решила держать путь. Они договорились, что она бросит мотоцикл самое большее через пару дней.

И больше никаких следов.

Она исчезла навсегда.

– Но как ты мог молчать, когда схватили Улофа Хагстрёма? – возмутилась Эйра. – Ты позволил четырнадцатилетнему подростку взять вину на себя!

– Он приставал к ней в лесу. Лина рассказала об этом, когда мы дотащили труп того парня до реки. Я тогда стоял, ломал доски и заваливал ими и прочим мусором тело, размазывая по лицу слезы, а она рассказывала, какой нелегкий денек у нее выдался.

Магнус поднялся. Казалось, он пытался смотреть на Эйру, но у него не получалось.

– Как бы то ни было, Улофа не стали судить, он остался на свободе. Я же все то лето пил по-черному и едва понимал, что вокруг происходит.

– На свободе, говоришь?

– Он не должен был признаваться, – просто сказал Магнус.

– Нет, это вы двое должны были признаться, ты и Лина.

Эйра увидела, как лицо брата тут же посуровело, и поняла, что едва не перешла черту.

– Я сейчас признался, – строго сказал Магнус. – И отсижу то, что мне причитается. Пусть мне даже ненавистна сама мысль об этом.

– Это не поможет Улофу Хагстрёму.

– Если ты еще хоть раз заикнешься про него, – прорычал он, – то я признаюсь и в убийстве Лины тоже.

– Она жива, – сказала Эйра.

– Может быть. А может, и нет. Я пытался внушить себе, что она погибла той ночью. Так старался, что почти поверил в это. Так было легче лгать.

– И ты не хочешь узнать, где она?

– Хочется верить, что она нашла ту свободу, к которой стремилась, и обрела долгожданное спокойствие.

Эйра подумала о женщине, которая называла себя Симоной, и о расческе, которая лежала у нее в машине в сумке. На ней осталось полно темных волосков, которые вряд ли могли быть с лысого черепа Ивана Венделя. Эйра стащила расческу из его ванной, когда попросила разрешения воспользоваться туалетом. Прихватив заодно шелковый платок из прихожей. Прямо сейчас она не могла передать их на ДНК-экспертизу, но, возможно, когда-нибудь, когда все уляжется…

Если дело Лины Ставред снова когда-нибудь поднимут.

Правда рвалась из нее наружу, но стоило Эйре глубоко вздохнуть, как она потихоньку начала успокаиваться, словно стихающий ветер.

Они просидели в молчании полчаса, пока облака не разошлись и на небе не проглянула луна.

– Тебе надо кого-нибудь найти, – сказал Магнус, – кто бы подошел тебе.

– Какое отношение это имеет к делу?

– Я просто так думаю.

Эйра смотрела в ночь, на небо, которое снова медленно светлело, где-то позади них, над Ботническим заливом. На секунду она подумала про Августа. У нее не получилось толком представить его лицо, то, как он выглядит.

– Я предприняла одну попытку, – призналась она, – но, кажется, она закончилась ничем.

– Ну тогда это просто тупой на голову баран! – шумно возмутился брат и вздрогнул, когда где-то совсем близко залаяла собака.

– Вот черт, – выругалась Эйра и поспешила к машине. Она совсем забыла про пса, и он просидел взаперти несколько часов. Когда она открыла дверцу, тот пулей вылетел наружу.

– Патраск! – скомандовала она. – Иди сюда!

Пес удрал, только его и видели. Эйра подошла к живой изгороди, пошуровала среди кустов, но никого не заметила.

– Ты завела собаку? – спросил Магнус.

– Я взяла Патраска только на время. Это Свена Хагстрёма пес, а Улоф до сих пор лежит в больнице. Патраска отвезли в собачий приют, мне его сестра звонила, сказала, что у нее нет возможности взять пса к себе…

– Вот уж не знал, что ты любишь собак.

Магнус издал резкий свист, при звуке которого тень рядом с границей участка тявкнула и потрусила обратно.

Эйра ухватила пса за ошейник.

– Кто-то же должен позаботиться о нем.

Послесловие

Это роман, но все события в нем взяты из реальной жизни. Тот, кому показались знакомыми обстоятельства группового изнасилования в Йевредале, вероятно, помнит похожий случай, произошедший в 1985 году в Валльсберге в Питео. Мягкие приговоры, вынесенные по этому делу, привели к жесточайшим дебатам и изменению соответствующей статьи закона. И даже на сцену допроса Улофа Хагстрёма меня вдохновил реальный случай, когда детей после долгих допросов уговорили признаться в убийствах, которые они не совершали. В Арвике в 1998 году двоих братьев посчитали виновными в смерти четырехлетнего Кевина, а в 2001 году в Ховшё двенадцатилетнего подростка обвинили в том, что он убил своего лучшего друга. Похожие «подтасовки» происходили и в деле Томаса Квика.