Приключения Конан Дойла - Рассел Миллер

Между тем Гарднер вознамерился раздобыть новые фотографии. Девушки, которым в то время было уже девятнадцать и тринадцать, ничуть не возражали против неожиданного внимания и с готовностью согласились попробовать сделать новые снимки летом, на каникулах. Для этого Гарднер снабдил их двумя заряженными фотокамерами. Он очень советовал снимать в ясный солнечный день и отбыл в Лондон, исполненный самых радужных надежд. Но тут на две недели зарядили дожди. Зато в конце августа пришло сообщение от Полли Райт — удалось сделать еще три фотографии! Как и договаривались, мистер Райт тщательно упаковал их и отослал в Лондон Гарднеру. На одной была Фрэнсис и порхающая подле ее лица фея, на другой Элси и фея, протягивающая ей букет колокольчиков, а на последней — две феи, на ветвях дерева. Гарднер тут же отвез снимки Снеллингу, который признал их несомненную подлинность. Ни того ни другого абсолютно не смутило, что у летящей феи сзади было нечто очень похожее на шляпную заколку, а у феи с колокольчиками — удивительно современная прическа. Как не смутило и то, что никого из взрослых во время съемки не было у ручья: ведь феи так застенчивы и пугливы…

6 сентября Гарднер отослал Дойлу в Мельбурн восторженное письмо, к которому приложил копии снимков. Дойл, со своей стороны, тоже был очень доволен и в ответном письме заявил, что “вне всякого сомнения, не может быть и речи о подделке”. “Вне всякого сомнения” — эта фраза стала слишком часто встречаться в его изречениях по любому вопросу, касающемуся сверхъестественного. Однако он понимал, что не все так легко и безоговорочно примут очевидный — ведь очевидный же! — факт существования фей, а потому “дорогой Гарднер, нам придется повторять это снова и снова”, пока “обычный деловой человек не усвоит новый порядок вещей”.

Гарднер вновь поехал в Коттингли, чтобы узнать подробности “фотосессии”. Ему удалось поговорить только с Элси, поскольку Фрэнсис уже вернулась в школу в Скарборо, но зато уж Элси живописала все самыми яркими красками: и как фея порхала и прыгала рядом с Фрэн, и какие у фей удивительные, нежно-пастельные наряды, и сколько нужно терпения, чтобы поймать подходящий момент для фотографирования. Гарднер вернулся в Лондон “убежденный, более чем когда-либо”.

Двенадцатого декабря подлинность снимков подтвердил еще один солидный эксперт, Фред Барлоу, крупнейший специалист в области “фотографии нематериального”, почетный секретарь Общества изучения сверхъестественных изображений.

К тому моменту две первые фотографии уже были опубликованы в “Стрэнде”. Заголовок извещал: “Феи сфотографированы — эпохальное событие, описанное А. Конан Дойлом!” Статья Дойла была написана в уже привычном безапелляционном тоне. Автор заверял читателей, что он “подверг снимки долгому и серьезному изучению”, рассматривая их под очень сильным увеличительным стеклом, “на манер Холмса”, и убежден в их подлинности. Он также заверял, что вскоре появятся новые фотографии “маленького народца”. “Маленький народец, с которым мы живем бок о бок, отделенные лишь тончайшей перегородкой, вскоре станет нам привычен. И самая мысль о том, что даже невидимые, они всюду рядом, добавит очарования каждому ручью, каждой долине… Признав, что они существуют… мы признаем, что в мире есть волшебство и тайна. И нам будет проще понять спиритуалистические послания, подтвержденные физическими фактами, которые уже теперь представлены нам со всей убедительностью”.

Этот номер журнала разошелся за три дня. Конан Дойл очень рассчитывал, что статья станет сенсацией, и не ошибся — вокруг нее разгорелись самые ожесточенные споры. Спорили, разумеется, не о высоких материях, а о том, фальшивые снимки или нет. Многие помимо прочего удивлялись, что подобного рода заметка была опубликована в респектабельном “Стрэнде”, — даже при всем уважении, которое журнал питал к одному из самых своих прославленных авторов.

Серьезные ученые критиковали Дойла за распространение идей, “способных в дальнейшем вызвать у детей… нервные расстройства и умственные отклонения”. Писали и о том, что “проще поверить в фальшивые фотографии, чем в фей”. Были, конечно, и восторженные заявления о “прелестных, чистых детках, которым одним доступен заповедный мир волшебства”. Сторонники “мира сказок” неоднократно ссылались на неискушенность девочек в технике и фотоделе. А вот журнал “Труф” написал, что “для истинного понимания этих фотографий нужно разбираться не в потусторонних явлениях, а в детях”.

Дойл, как водится, оставил критику без внимания и попросил Гринхоу-Смита опубликовать еще одну статью, “Очевидцы о феях”, снабженную тремя новыми фотографиями. Она вышла в марте 1921 года и изобиловала свидетельствами тех, кто лично встречался с представителями “маленького народца”. Конан Дойл ссылался и на опыт собственных детей: “Младшие мои дети, два мальчика и девочка, очень правдивы и честны. Все они рассказывали мне, что видели неведомое создание, причем рассказывали в подробностях. Каждый из них видел его лишь однажды, и всякий раз речь шла о маленьком существе. Две встречи произошли в саду, одна в детской”. Мир, писал Дойл, гораздо сложнее, чем нам кажется, и призывал людей приобщиться к этой сложности — “исполниться симпатии и желания помочь” нашим “загадочным соседям”.

Но поскольку далеко не все были готовы “исполниться симпатии”, летом 1921 года Гарднер направил в Коттингли известного ясновидящего Джеффри Ходсона — писателя, оккультиста, теософа, светило Теософского общества, автора более пятидесяти книг. Он храбро воевал в танковом корпусе во время Первой мировой, имел награды, и именно военный опыт побудил его посвятить всю оставшуюся жизнь искоренению страданий и войн. Он с готовностью поверил в фей, а девушки беззастенчиво дурачили его, обнаружив, что их посетитель наивен и простодушен. Они ходили с ним на прогулки в лес, поминутно указывая на “фей”, якобы прячущихся в листве и траве. Их забавляло, что Ходсон частенько восклицал: “Да-да, я тоже вижу!” Он провел в Коттингли две недели и, увы, не сумел сфотографировать ни одну фею, однако убедился, что этот край полон эльфов, фей, дриад и т. п. Он даже описал их одеяния и чудесную музыку, которую порой слышал в лесу. “Я убежден в чистосердечии девушек, сделавших фотографии”, — сообщил он в своем отчете о поездке.

В 1922 году Дойл выпустил книгу “Явление фей”, где категорически утверждал, что есть “целый народец, возможно столь же многочисленный, как и человеческий род”. Эта книга окончательно убедила многих читателей, что сэра Артура Конан Дойла более нельзя воспринимать всерьез. Некоторые даже сомневались, не потерял ли он рассудок. Если к спиритуалистическим изысканиям маститого автора можно было относиться с прохладцей либо вежливо игнорировать их — как поступали многие его друзья, — то принять безумные идеи о волшебных существах, населяющих планету, было уже значительно сложнее.

Блестящий писатель, создавший гениального сыщика, все больше напоминал легковерного старика, одураченного парочкой школьниц. В Лондоне шутили, что, когда на спектакле по пьесе Дж. Барри Питер Пэн со сцены просит зрителей — тех, кто верит в фей, — похлопать, чтобы оживить умирающую Динь-Динь, первым всегда аплодирует Конан Дойл. Многие грустно говорили, что Шерлок Холмс мгновенно вывел бы фей из Коттингли на чистую воду.