Школьные годы - Георгий Полонский

немого объяснения в любви. Это и будет концом киноповести.

А начиная с первых ее страниц и вот до этой, самой последней сцены как об стенку будет биться Наташа, чтобы достучаться до его сердца, чтобы уверить Мельникова, что она любит его, понимает, она ему друг. Почему же так холоден, резок и несправедлив с ней порой этот известный нам как раз своей справедливостью человек?

Только лишь потому, что он намного старше ее и считает, что при такой разнице в возрасте они не смогут быть счастливы?

Нет, не только поэтому. Читатель, конечно, заметил, что, насколько терпим Мельников к своим ученикам, настолько он нетерпим к взрослым людям, чья позиция в жизни идет вразрез с его представлениями о чести и совести, чей мыслительный и духовный уровень не отвечает, по его мнению, тому положению, которое эти люди занимают в обществе. В отношениях с этими людьми куда только девается мельниковская способность понимать других, его доброта, его такт. Здесь он непримирим.

Светлане Николаевне и некоторым другим взрослым героям «Доживем до понедельника» встречаться с Мельниковым и иметь с ним дело тягостно. В их понимании он законченный эгоист, представитель той самой породы людей, для которых единая и она же высшая инстанция суда над окружающими они сами. А отсюда они сами определяют и норму своего поведения, своего обращения с теми, кто «зацепился» за их орбиту. Эта норма — высокомерие и как ее вариация— насмешливо-снисходительное отношение к людям. Ведь не случайно же Мельников то и дело кому-то указывает, выговаривает, кого-то корит, поучает и даже порой издевается над кем-то. «Обиженные» Мельниковым убеждены: все это делается не из благих, конечно же, побуждений — помочь людям, а только лишь из самолюбивого желания слушать и слушать себя, из потребности еще более утвердить себя в собственных глазах.

Конечно, как мы хорошо знаем, в киноповести Г. Полонского так вот впрямую никто о Мельникове не говорит. Но все это легко угадывается за словами Светланы Михайловны о том, что у него, мол, нет сердца. А директор школы Николай Борисович однажды открыто сказал Мельникову: «Тебя не люблю». На что Мельников ответил, что он не просит любви, он просит отпуск. Не будет отпуска — он уйдет из школы «к чертовой матери», поступит в музей экскурсоводом: «Там меня слушают случайные люди… Раз в жизни придут и уйдут. А здесь…»

А что, собственно, «здесь»? Что изменилось в школе для Мельникова за эти несколько месяцев нового учебного года? Вот что изменилось: появилась Наташа.

Шесть лет назад она была его ученицей. Как учитель он отдал ей тогда все, что мог, и потому не сомневался: она человек тех же воззрений, что и он сам, тех же жизненных принципов. Но на целых шесть лет вышла Наташа из-под его влияния. Где гарантия, что она осталась такой же, как и была? Вон ведь Боря Рудницкий, когда-то его «любимчик», в которого Мельников тоже вложил немалую толику своей души, — какой он теперь? На поверку ничтожно малым оказался приложенный к нему мельниковский КПД: учитель думал, что выпускает в жизнь честного человека, а через несколько лет встретил карьериста и приспособленца.

Вот потому-то и осторожен Мельников с Наташей, он приглядывается к ней, изучает ее, теперешнюю.

Больше всего на свете он боится того же, как и в случае с Рудницким, разочарования. Ведь Наташа и Боря были лучшие его ученики. И если Наташа тоже забыла заветы своего учителя, то к черту нужна тогда вся его работа, вся его жизнь, прошедшая в бесплодных попытках воспитать в людях настоящих людей!

Именно эти грустные мысли толкают Мельникова на отчаянную тираду, произнесенную им перед директором школы: учитель-де тешит себя, что сеет «разумное, доброе, вечное», а вырастает «белена с чертополохом». Эта «белена с чертополохом» не только Рудницкий. Это и теперешний его ученик Батищев — самовлюбленный балбес с манерами любимца не уважаемой им самим публики, который разговаривает с Мельниковым так, как будто учитель не он, Мельников, а сам Батищев. А откуда это все у Батищева? Уж не от самого ли Ильи Семеновича? Ведь он «сеятель»…

Но прежде всего, как ни парадоксально, мельниковская тирада относится к Наташе. Жгучее желание ошибиться в своих подозрениях, что Наташа тоже оказалась «сорняком», порождает в его отношении к ней другую ошибку:, он настолько придирчив к ее словам и поступкам, что порой видит в них совсем, как говорится, не то, что за ними стоит.

Вот входит он в класс, а она взгромоздилась на парту и ловит ворону. Он возмущен, в гневе он выговаривает ей, что это непедагогично, что надо «держать дистанцию», а она лебезит перед учениками, подлаживается под них, поощряет их выходки. Хочет быть добренькой? Этому ли он учил ее столько лет!

Не разобрался, не помог, не успокоил. Зло отчитал — и ушел.

А на следующий день, кутаясь в шарф, он стоит на школьном дворе и, приводя исторические параллели, косвенно подтверждающие, как ему кажется, неправоту новоявленных «забастовщиков», уговаривает их вернуться в класс. Но тщетно. Его авторитетная речь, всегда так безотказно действовавшая на ребят, на сей раз не возымела своего обычного действия. Раздосадованный, он уже поворачивается, «чтобы уйти восвояси», но в это время, блестя от возбуждения глазами, бежит Наташа: «…Вы простите меня, ребята. Я была не права!»

И что же?

«Да что вы, Наталья Сергеевна!» — все в замешательстве, все сконфужены. Они ожидали чего угодно, но только не этого ее признания собственной неправоты.

Одно мгновенье — и они уже сами считают себя неправыми, стыдятся своей жестокости. Они взволнованы, возбуждены, они радуются, что конфликт, обещавший тяжелые для них и для Натальи Сергеевны последствия, так легко и естественно разрядился. Учительница оказалась, великодушней, терпимей и умней их всех, вместе взятых. И они не то чтобы с сожалением или горечью признают это — они, как бы соревнуясь с Наташей в великодушии, радуются ее победе.

А что же Мельников? Как он относится к этой сцене «братания», к этой сцене торжества в минуту вспыхнувшей встречной любви и взаимного понимания учителя и учеников? Видимо, он тоже должен быть доволен столь быстрым и безболезненным разрешением конфликта? Но так ли уж… безболезненно этот конфликт разрешился?

У Мельникова «было такое чувство — неразумное, конечно, но противное, — будто вся компания смеется над ним. И Наташа тоже».

Итак, он страдает. Веселье и радость вокруг не заражают его, а напротив, повергают в тоску. Чем она вызвана? А тем, что Наташин великодушный и, надо сказать, истинно