Мартовские дни 1917 года - Сергей Петрович Мельгунов

на шаг не отступит в сторону и исполнит принятое на себя. Безусловно думаю, что для Вр. прав. он явится желанным начальником и авторитетным в армии, которая уже знает о его назначении, получает приказы и обращения. В общем, он пользуется большим расположением и доверием в средних и низших слоях армии, в него верили… для нового правительства он будет помощником, а не помехой… Если настроение среди членов Правительства таково, что перемена почему-либо признается необходимой, то в этом случае лучше выждать приезда вел. кн. сюда и здесь переговорить вам лично с ним… Если полного единения, согласия и искреннего подчинения не будет, то мы получим комбинацию, при которой трудно будет рассчитывать на здоровую работу нашего хрупкого войскового организма». В дополнение к разговору по юзу 6-го Алексеев на другой день послал Львову и Гучкову еще специальную телеграмму. Он отмечал в ней, что «постепенно получаемые от войск донесения указывают на принятие войсками вести о назначении верховным главнокомандующим вел. кн. Н.Н. с большим удовольствием, радостью, верою в успех, во многих частях восторженно…»303 Алексеев указывал и на приветствия от 14 крупнейших городов. «Верую в то, что вы примете в соображение все высказанное», – заканчивал нач. штаба, усиленно настаивая на сохранении в силе назначения Н.Н. в целях оберечь армию от «излишних потрясений». Приведенная аргументация Алексеева опровергает слухи, что он не желал видеть Н.Н. во главе армии и добивался сам этого поста – слухи, которые оттеняла в своем письме вел. кн. Map. Павл.

Разговор Алексеева с представителями Правительства показывает, что вопрос об отставке Н.Н. еще не был решен, как отмечает и протокол заседания Правительства 5 марта: «Отложить решение вопроса (дело идет о наместничестве на Кавказе) до личных переговоров в Ставке… министра Председателя с вел. кн., о чем послать в. кн. телеграмму». Но на другой день после секретных (для общества) переговоров по поводу «деликатного» вопроса, член правительства Керенский в Москве публично говорил в заседании Совета Р.Д.: «Ник. Ник. главнокомандующим не будет». На собрании солдатских и офицерских делегатов в кинотеатре он заявил еще определеннее: «Я могу заверить вас, что не останусь в теперешнем кабинете, если главнокомандующим будет Ник. Ник».

Вел. кн. прибыл в Ставку, принес присягу Врем. правительству304 и формально вступил в отправление должности верховного главнокомандующего305. Ни кн. Львов, ни Гучков в Ставку не поехали, предоставив Алексееву разрешить своими средствами «деликатный» вопрос. Правительство должно было в конце концов вынести решение. В 3 часа дня 11 марта Львов передал Алексееву: «Я только что получил телеграмму от вел. кн. Н.Н., что он прибыл в Ставку и вступил в отправление должности верховного главнокомандующего… Между тем после переговоров с вами по этому вопросу Вр. пр. имело возможность неоднократно обсуждать этот вопрос перед лицом быстро идущих событий и пришло к окончательному выводу о невозможности вел. кн. Н. Н. быть верховным главнокомандующим. Получив от него из Ростова телеграмму, что он будет в Ставке одиннадцатого числа, я послал навстречу офицера с письмом, с указанием на невозможность его верховного командования и с выражением надежды, что он во имя любви к родине сам сложит с себя это высокое звание. Очевидно, посланный не успел встретить вел. кн. на пути, и полученная благодаря этому телеграмма в. кн. о его вступлении в должность стала известна Петрограду и вызвала большое смущение. Достигнутое великим трудом успокоение умов грозит быть нарушенным306. Врем. прав. обязано немедленно объявить населению, что в. кн. не состоит верховным главнокомандующим. Прошу помочь нашему общему делу и вас, и вел. кн. Решение Bp. прав. не может быть отменено по существу, весь вопрос в форме его осуществления: мы хотели бы, чтобы он сам сложил с себя звание верховного главнокомандующего, но, к сожалению, по случайному разъезду нашего посланника с вел. кн., это не удалось». Алексеев ответил на беспокойство Правительства: «Вопрос можно считать благополучно исчерпанным. Ваше письмо получено в. кн. сегодня утром307. Сегодня же посланы две телеграммы: одна вам, что в. кн., подчиняясь выраженному пожеланию Bp. пр., слагает с себя звание…308. Вторая телеграмма военному министру с просьбой уволить в. кн. в отставку». Н.Н. просил гарантировать ему и его семейству «беспрепятственный проезд в Крым и свободное там проживание…» «Слава Богу», – облегченно вздохнул председатель Совета министров…

Никакого волнения появление Н.Н. в Ставке не вызвало – в газетах не упомянут был даже самый факт. Официальное Пет. Тел. Аг. сообщало 12-го, что Н.Н. «отрешен» от должности верховного главнокомандующего. Очевидно, агентство сообщало «из официальных источников», что Н.Н. прибыл в Ставку «вследствие недоразумения». Будучи назначен Николаем II, вел. кн. «немедленно выехал в Ставку, не успев получить предложение Bp. пр. не вступать в командование войсками. Курьер Bp. пр. разъехался с Н. Н.». Теперь Н. Н. сообщено, что назначение его, состоявшееся «одновременно с отречением Николая Романова, не действительно». Это сообщение – утверждала агентская информация – сделано Н. Н. «в Ставке (?) военным министром А. И. Гучковым в 3 часа дня 11-го». Не представит затруднения оценить правдивость официального правительственного сообщения, так изумительно подтасовавшего действительность, а равно искренность той тактики, которая приводила к «отрешению» от должности лица, добровольно сложившего свои полномочия «во имя блага родины». В стремлении найти мирный выход из конфликтного положения Правительство жертвовало своим достоинством.

3. «Центр контрреволюционного заговора»

Как ни оценивать действий Правительства, нельзя не признать, что описанная выше тактика, в сущности, весь одиум за несоответствующее духу революционных дней назначение вел. кн. официальным вождем армии перекладывала на верховное командование на фронте, положение которого и без того было исключительно трудно. Выходило так, что верховное командование без ведома Врем. правительства, за кулисами подготовив назначение Ник. Ник., пыталось фактически передать армию в руки представителя отрекшейся династии. Само Правительство, того, быть может, не сознавая, создавало почву для демагогии. И не приходится удивляться тому, что через несколько дней в связи с другими сообщениями, приходившими с фронта (о них скажем дальше), и приемом в Исп. Ком. депутации от батальона георгиевских кавалеров, в «Известиях» появилась заметка: «Ставка – центр контрреволюции». В ней говорилось, что Могилев по сообщению георгиевских кавалеров, посетивших 12 марта Совет, сделался «центром контррев. заговора»: «офицеры-мятежники организуют реакционные силы… утверждают, что новый строй…