Особые поручения: Пиковый валет - Борис Акунин

Позднее, когда вышел в полк, выгоды отподросшей и окрепшей науки стали заметнее. Скажем, чистишь денежного человека вкартишки, а он смирно сидит, не обижается на славного малого, корнета МитюСаввина. Да и на руки приятному партнеру больше нужного не пялится. Плохо ли?

Но и это была только гимнастика, разработкамышц. По-настоящему наука и талант пригодились шесть лет назад, когда судьбадала будущему Момусу первый настоящий Шанс. Тогда он еще не знал, что Шанс надоне ловить, а создавать. Всё ждал, пока удача сама в руки приплывет и боялсятолько одного – не упустить.

Не упустил.

Жизненная ситуация у корнета в ту поруобрисовывалась тухлая. Полк стоял в губернском городе Смоленске второй год, ивсе возможности приложения талантов были исчерпаны. Кого мог, обыграл; всё, чтоможно было занять, давно занял; полковничиха, хоть и любила Митеньку всейдушой, но денег давала скупо, да еще сильно изводила ревностью. А тут сремонтными суммами неосторожность произошла: послан был корнет Саввин наконскую ярмарку в Торжок, да увлекся, растратил больше допустимого.

В общем, планида складывалась либо под судидти, либо в бега пускаться, либо жениться на угреватой дочке купца Почечуева.Первый вариант, конечно, исключался, и способный юноша всерьез колебался междувторым и третьим.

И вдруг фортуна дала тузовый прикуп, припомощи которого обреченную партию вполне можно было вытянуть. Умерла двоюроднаятетка, вятская помещица, завещала любимому племяннику имение. Когда-то, ещеюнкером, Митенька провел у нее скучнейший месяц и от нечего делать слегкапопрактиковался в жизненной науке. Потом про старуху и думать забыл, а воттетка тихого, милого мальчугана не забыла. В обход всех прочих племянников иплемянниц одарила в завещании именно его. Не бог весть какая латифундиядосталась Мите: всего тысячонка десятин, да и то в тьмутараканской губернии,куда приличному человеку и на неделю заехать зазорно.

Как поступил бы обычный, заурядный корнетик,подвали ему такая удача? Продал бы теткино наследство, покрыл бы казеннуюнедостачу, отдал бы часть долгов, да и зажил себе по-старому, дурачина.

А как же иначе, спросите вы.

Извольте, вот вам задачка. У вас имение,которому красная цена двадцать пять, ну тридцать тысяч. А долгов на все пятьдесят.И, главное, до смерти надоело копейничать, хочется пожить достойно: с хорошимвыездом, в лучших гостиницах, чтоб жизнь была как вечная масленица, и чтоб нетолстая полковница содержала, а самому завести этакую бутоньерку, этакуютуберозу с нежными глазками, стройной талией и звонким смехом.

Хватит плыть щепкой по реке жизни, решилМитенька, пора брать судьбу за лебединую шею. Тут-то психологическая наука ипригодилась в полной мере.

Прожил он в захолустной губернии не неделю ине две, а целых три месяца. Ездил с визитами по соседям, каждому сумелпонравиться на свой лад. С отставным майором, барсуком и грубияном, пил ром ина медведя ходил (вот страху-то натерпелся). С коллежской советницей,хозяйственной вдовой, варил варенье из райских яблочек и записывал в книжечкусоветы по опоросу. С уездным предводителем, из недоучившихся пажей, обсуждалновости большого света. С мировым судьей ездил за реку, в цыганский табор.

Преуспел изрядно: оказался одновременнопростым малым, столичной штучкой, серьезным юношей, разудалой душой, «новымчеловеком», ревнителем старины и еще верным кандидатом в женихи (в двухнезнакомых между собой семействах).

А когда счел, что почва унавожена достаточно,провернул все дельце в два дня.

Даже сейчас, спустя годы, когда уж, казалосьбы, есть что вспомнить и чем погордиться, Момус с удовольствием восстанавливалв памяти свою первую настоящую «операцию». Особенно эпизод с ЭврипидомКаллистратовичем Канделаки, который слыл среди местных помещиков скупердяем исутягой, каких свет не видывал. Можно было бы, конечно, обойтись и безКанделаки, но по юности лет и азартности натуры Митенька любил разгрызатькрепкие орешки.

Выжига-грек был из отставных акцизных.Человеку этого типа понравиться можно только одним способом – создать иллюзию,что за твой счет ему удастся поживиться.

Бравый корнет прискакал к соседу на взмыленнойлошади, весь красный, в глазах слезы, руки трясутся. Прямо с порога взвыл:

– Эврипид Каллистратович, спасите! На васвся надежда! Перед вами, как на духу! В полк меня вызывают, к аудитору!Растрата за мной! Двадцать две тысячи!

Письмо из полка и правда было – по ремонтнымгрехам. Кончилось у начальства терпение Саввина из отпуска дожидаться.

Митя достал пакет с полковой печатью, достал иеще одну бумагу.

– Мне через месяц из Дворянскогоземельного банка положена ссуда в 25 тысяч под залог тетенькиного имения. Ядумал, – всхлипнул он, отлично зная, что грека не разжалобишь, –деньги получу и недостачу покрою. Ан нет, не поспеваю! Позор! Только одно иосталось – пулю в лоб! Выручите, Эврипид Каллистратович, миленький! Дайте мнедвадцать две тысячи, а я вам доверенность на получение ссуды составлю. Поеду вполк, оправдаюсь, спасу честь и жизнь. А вы через месяц двадцать пять тысячполучите. И вам выгода, и мне спасение! Умоляю!

Канделаки надел очки, прочел грозное письмо изполка, внимательно изучил закладной договор с банком (тоже подлинный, честь почести оформленный), пожевал губами и предложил пятнадцать тысяч. Сторговалисьна девятнадцати.

То-то, поди, была сцена в банке, когда месяцспустя, в назначенный день, там съехались обладатели всех одиннадцати выданныхМитенькой доверенностей.

Куш получился неплохой, но жизнь после этого,конечно, пришлось менять самым коренным образом. Да и ну ее, прежнюю жизнь, нежалко.

Полицейских неприятностей бывший корнет Саввинне боялся. Империя, слава тебе Господи, большая, дураков много, богатых городовхватает. Человеку с фантазией и куражом всегда найдется, где покуролесить. Аимя и документы – дело плевое. Как пожелаешь, так и назовешься. Кем захочешь,тем и будешь.

Что же до внешности, то с ней Момусу простоисключительно повезло. Он очень любил свое лицо и мог любоваться на него взеркале часами.

Волосы дивного блекло-русого цвета, как уподавляющего большинства славянского туземства. Черты мелкие, невыразительные,глазки серо-голубые, нос неясного рисунка, подбородок слабохарактерный. Вобщем, взору задержаться абсолютно не на чем. Не физиономия, а чистый холст,рисуй на нем что хочешь.

Рост средний, особые приметы отсутствуют.Голос, правда, необычный – глубокий, звучный, но этим инструментом Момуснаучился владеть в совершенстве: мог и басом гудеть, и тенором обольщать, ифистулой припустить, и даже дамским сопрано попищать.