Шиповник и Ворон - Мирослава Адьяр

* * *

Просыпаюсь с трудом, выныриваю из липкого теплого мрака и расклеиваю слипшиеся веки. Глаза режет светом, так что приходится прикрыть их ладонью и не делать резких движений. Голова — бочка с маслом, а со дна тяжело поднимаются к поверхности крохотные мысли-пузырьки. Они лопаются где-то у висков и растекаются вязкой горячей волной тупой боли, чтобы стянуться в противный пульсирующий узелок в затылке.

Во рту неприятная горечь, а в руках такая слабость, будто я две недели провалялась в лазарете.

Приподнимаюсь на смятой простыне и понимаю, что на мне ни клочка одежды.

Вообще. Ноль. Ничегошеньки.

Пытаюсь вспомнить, что же было вчера, но в голове провал размером с лунный кратер.

Кажется, я пила. Много и жадно. С вдохновением, самозабвенно, как могут пить только люди на грани отчаянья.

Хотела забыться, и вот вам результат.

Сажусь на постели.

Как ни странно, я оказалась в постели, да.

Вот только это не моя постель, готова руку дать на отсечение. Поворачиваю голову и застываю каменным изваянием.

— Срань. Господня, — чеканю слова и рассматриваю двоедушника. Он закинул руки за голову и мирно спал.

Зажмуриваюсь до красных кругов под веками и медленно открываю глаза.

Ничего не меняется: двоедушник все так же лежит рядом, чуть повернув голову в сторону окна, откуда на умиротворенное лицо льется красноватый свет восхода. Каштановые волосы растекаются по подушке, скрывают часть лица, а мощная грудь мерно поднимается и опадает.

На смуглой коже отчетливо проступают красные царапины и пара капель запекшейся крови.

Жар бьет по щекам наотмашь, прокатывается по телу маковым румянцем обжигающего стыда.

Скатываюсь на пол, затравленно осматриваюсь и вижу в углу полотенце. Укутываюсь в него, как в броню, и вцепляюсь пальцами в волосы. Виски сдавливает тяжелый невидимый обруч, и боль бьет под колени.

— Как же это я?! — шиплю сдавленно. — Мы что…мы того…?

Медленно возвращаюсь к постели и откидываю уголок покрывала. Замечаю несколько капель крови на простыне и тихо скулю. Не от страха, нет.

От злости на себя.

И на двоедушника, что воспользовался ситуацией!

— Пить надо меньше, — бормочу под нос. — А вдруг он не воспользовался? Вдруг ты сама предложила?

Дура-дура-дура!

Неделю его знаешь, толком не разговаривали даже!

Господи, я же повела себя как…как…

— Как шлюха, — выдыхаю и шарю взглядом по комнате, но одежды нигде нет. Только на кресле с высокой спинкой повисла мужская рубашка. Хватаю ее и натягиваю остервенело, едва не рву по швам, впиваюсь ногтями в подол и закусываю губу.

Запах крепкого чужого тела укутывает плотным коконом, а в животе скручиваются горячие узлы.

Прочь! Бежать надо. Немедленно! Пока он не проснулся, пока не пришлось открывать рот и что-то говорить. Оправдываться, сгорать от стыда.

Терпеть взгляд, полный отвращения…

Нет, не хочу! Я просто не вынесу.

Касаюсь панели у двери и выскальзываю в коридор, а через секунду из груди вырывается истеричный смешок, когда понимаю, что наши номера — соседние.

— Гостиницу придется поменять…

***

Расхаживаю по комнате загнанным зверем, а ворон радостно каркает в уголке. По-идиотски повиснув на шторе головой вниз, он смотрит пристально и насмешливо, сверкает желтыми глазищами. Я же занимался истязанием: рвал волосы на голове.

Когда проснулся, то осознание пришло не сразу, а вот потом…

Идиот. Животное!

— Ты меня почему не остановил, жопа пернатая?! — рычу на ворона, злюсь и нервничаю. Но что он мог сделать? Ничего.

Ни-че-го!

Да и не захотел бы он. Сам же девушку выбрал, в мои мысли ее вплел накрепко.

И я ничего не мог противопоставить мягкой манящей отзывчивости, что Ши бросила мне в лицо. Лучше бы пулю в лоб вогнала! Только закрутила все, затянула узел, ворвалась в мой крохотный мирок рыжим ураганом.

Теплая, ласковая, совсем другая, не похожая на себя настоящую. Одурманенная алкоголем, обнаженная как душой, так и телом. Слишком большое искушение.

А что нужно делать с искушениями, чтобы они не терзали?

Правильно. Поддаваться им.

И я поддался. Нырнул в омут с головой: был груб, даже жесток, а она все принимала, как данность, ни разу не сказала «нет» или «хватит». Только царапалась сильнее и, кажется, смеялась, будто не верила, что все это — настоящее. Оставляла на коже отметины и укусы, подавалась навстречу с таким ожесточением и отчаяньем, что похоть только сильнее скручивала бедра и несла вперед.

Ни секунды передышки и я так крепко с ней теперь связан, что хоть вой.

Идиот! Какого хрена поселился с ней по соседству? Другого места не нашел? Чувствовал же, что бежать надо, что девка под кожу забирается, в кости въедается кислотой и жаром.

Вот и пожинай плоды. Жуй тщательно, не подавись.

Ворон покачивается, цепляясь лапами за синтетическую ткань, а я запускаю пальцы в волосы и смотрю на развороченную страстью кровать.

Я даже не сразу понял, что она никогда…

С чем мне сравнивать? Все женщины попадали в мою постель с каким-то опытом, пусть даже минимальным, а тут…

— Какой же ты мудак, Герант. Самому от себя не противно?

Противно! Не то слово. Как дикарь ворвался в цветущий сад и истоптал его тяжелыми сапожищами. Оставил за собой только разрушения и холод. Даже не потрудился спросить, в порядке ли она. Отрубился, получив свою порцию удовольствия.

— Сбежит еще, дурочка, — бормочу тихо. — Нельзя это все так оставлять.

За неделю до…

Из-за грохота не слышу собственных шагов. Тону в ворсе пушистого ковра и едва не выбиваю дверь плечом, потому что нет ни времени, ни терпения. В нос бьет тяжелый горьких дух шалфея, полыни и пихты. Шторы отодвинуты в стороны и подвязаны, пропускают в комнату желтоватый теплый свет.

Упираюсь взглядом в спину главы Дома Знаний, застывшего у окна.

Болезненно-прямую, натянутую струной. Руки сцеплены за спиной, а пальцы нервно дрожат, цепляясь за манжеты рубашки. Север никуда не торопится. Наблюдает, как во внутреннем дворе стартует один из кораблей.

— Господин, мы должны уходить!

— Ты должна уходить, Ши, — поправляет он меня. — Я уже никуда не полечу.