Последняя из рода - Кэтрин Эпплгейт

– Бикс.

Я прислушалась.

– Бикс.

Я распрямилась и приготовилась слушать, но всё стихло. Неужели это моя мама? Зовёт меня из другого мира?

Но я снова слышала лишь стук копыт по камням и дыхание проводника.

Просто сейчас у меня каша в голове, говорила я себе. Слышу то, чего на самом деле быть не может.

Но вот опять:

– Бикс.

Возможно, я просто слышала то, что хотела, что меня где-то ищут и знают: я жива.

Ветер чуть слышно пел свою таинственную мелодию, и на меня нахлынули воспоминания. Я вспомнила разговор родителей несколько дней назад. Они сидели в дальнем углу нашего временного жилища и шептались о нас – о моих братьях, сёстрах и обо мне.

Они думали, что мы спим.

Но мы не спали.

Когда дело касается укладывания детей спать, необъяснимо, но родители оказываются мастерами самообмана.

– Если придёт беда… – сказала мама и тут же стихла.

– Когда придёт беда, – поправил её папа.

– Когда придёт беда, – продолжила она, – я буду очень переживать за них. Но больше всего я боюсь за Бикс.

Я услышала своё имя и вздрогнула, но продолжала лежать с закрытыми глазами и дышать медленно и ровно. Никто лучше меня не умел притворяться спящим.

– Почему за Бикс, дорогая? – поинтересовался папа.

– Потому что она совсем крошка. – Голос мамы задрожал. – Я видела сон, очень страшный. За нами пришли. Мне снилось, что она умерла первая.

– Умерла первая, – повторил отец и замолчал.

Я помню, как лежала и не шевелилась, затаив дыхание. Всё ждала, когда же они снова заговорят.

– Я тоже видел сон, – тяжело вздохнув, наконец снова сказал он. – И он был ещё хуже. – Голос его дрогнул. – Будто бы она осталась последним даирном на земле.

– О нет! – воскликнула мама, и было слышно, как она заплакала. – Об этом невозможно даже думать. Последняя из рода…

Мой брат Рифис, который спал в куче подо всеми, слегка пнул меня ногой.

– Не переживай, Бикс, – решил подбодрить меня он. – Они не будут тратить свои стрелы на такую дохлячку, как ты. Кожа да кости, есть нечего.

– Они убивают нас не ради того, чтобы съесть, – прошептала моя старшая сестра. Она была среди нас самая умная – может, потому что была мастером по подслушиванию. – Нас убивают из-за меха. Так говорит Дэлинтор.

Мы много раз об этом слышали, но разве это что-то меняло?

– Эй, вы что там, не спите? – крикнула нам мама.

Само собой, мы промолчали. Вскоре родители затихли, и мы тоже угомонились.

– Бикси? – спустя несколько часов прошептал мой брат Джекс. Ему, похоже, тоже не спалось.

– Что? – тихо ответила я.

– Не переживай. Я тебя защищу.

Джекс, ласковый и очень простой, был на год старше меня, с глазами разных цветов: лиловым и зелёным. Я любила его больше всех остальных, а он любил меня.

– А я – тебя, – ответила я ему.

Скажи я это кому-то другому в семье, меня бы высмеяли, но только не Джекс.

Он взял мою руку в свою.

Когда я проснулась через несколько часов, он всё так же держал её.

Мы остановились. Проводник сказал лошади всего одно слово на непонятном мне языке – и животное послушно встало.

В воздухе пахло мхом и сырым камнем, а ветер, словно дряхлый старик, протяжно стонал, будто пытался глубоко вздохнуть.

Проводник снова обратился к животному, теперь уже на общем языке:

– Стой тут, Валлино.

Лошадь поняла хозяина, грациозно опустила голову и стала нюхать и щипать траву, кое-где пробивающуюся из-под камней.

Я попыталась развязать руки, но у меня ничего не вышло.

Мой похититель знал толк в узлах.

Немного погодя мальчишка вернулся. Он не без усилий снял меня с лошади, и я тяжело встала на ноги. Мы осторожно пошли дальше вдоль обрыва.

Из пещеры тянуло сыростью.

Я снова попыталась освободить руки, и снова бесполезно. Спотыкаясь, я зашла в пещеру, и уже за первым поворотом стало ясно: дальше свет не проникает, даже силуэты невозможно различить.

– Я думаю, можно остаться здесь, – снова на общем языке сказал проводник.

Он усадил меня на задние лапы, что для даирна не очень удобно.

– Жди тут, – приказал он мне, будто у меня был выбор. – Я приведу Валлино.

В пещере раздалось эхо от цоканья подков. В замкнутом пространстве лошади было страшно, и поэтому она не слушалась. Я прекрасно могла её понять: темень хоть глаз выколи. Только подойдя к проводнику практически вплотную, я смогла его разглядеть.

Он очень аккуратно размотал повязку на моей груди и убрал приложенный к ране лист.

– Всё хорошо. Кровотечение остановилось.

И снова я услышала его странный голос. Как-то раз, когда я была ещё совсем маленькой, я слышала вдалеке человеческие голоса. Тогда мы подошли слишком близко к деревне, люди за нами погнались, они кричали и ругались.

И вот вчера я снова услышала голоса людей, такие же грубые, грохочущие.

Однако голос этого мальчишки отличался от тех. В нём скрывалась какая-то мелодия, песня жаворонка из ветвей на верхушке дерева.

Он снял с лошади бурдюк с водой и одеяло.

– Валлино только обрадуется, – сказал проводник, но лошадь в ответ сердито фыркнула.

Я увидела, как в темноте блеснули белые зубы, и не могла понять, то ли это улыбка, то ли мне показалось.

Подтыкая одеяло под плечи и ноги, он осторожно укрыл меня.

– В пещерах холодно, – объяснил он.

Затем приподнял бурдюк, и я, наконец, напилась.

Как бы мне хотелось сбросить одеяло: лошадиный запах стоял у меня в носу. Но я понимала, что согреться сейчас жизненно необходимо. Я дрожала, словно загнанный зверёк.

По мере того как на землю опускалась ночь, в пещере, благодаря лунным улиткам, напротив, становилось светлее. Они усыпали потолок и стены и, казалось, не двигались, но на самом деле всё же едва заметно ползали. В их прозрачных раковинах дрожали огоньки, меняя цвет с бледно-розового на тёмно-оранжевый – так меняются цвета заката, и сами улитки сейчас были словно «живыми» закатами.

Проводник направился к лошади – он хотел достать что-то из своей кожаной сумки. Вытащив оттуда еду в холщовом мешке и привязав его к морде Валлино, он тщательно почистил лошадь щёткой. Достав все колючки из золотистой гривы, по очереди поднял каждую ногу и ножом отковырял камни и присохшую к копытам грязь.