Выжить вопреки - Игорь Викторович Поляков

воде бездонное небо, когда планета соберет свой урожай.

Она тряхнула головой, - не мешай слушать тишину. В кои веки выбралась на природу из суеты города. И ты не даешь наслаждаться жизнью. Она легла на спину, подставив лицо теплому солнцу. И

что сука хочешь вижу хочешь раззявила свою дырку

получи по полной программе все то о чем мечтаешь

хочешь мучительную смерть получишь её сейчас

страх полузадушенного состояния от руки сдавливающей горло

раздирающая боль внизу переходящая в нестерпимое желание

сдави сильнее горло дай мне то что я хочу

заставь меня содрогаться я хочу этого ну же еще …

Лидия Гавриловна судорожно вдохнула воздух, вынырнув из глубины, из мрака своего сознания

моего больного сознания, которое заполонил тот, кого я хочу и ненавижу.

- Господи, спаси и сохрани меня, дай силы выжить и помоги мне, грешной, - пробормотала она, не осознавая, что произносит слова, которые никогда не использовала. Молится тому, в кого никогда не верила. Говорит слова, которые вынырнули из подсознания, из глубин памяти.

Река уже не казалась благостным местом, - вода притягивала своей чернотой, ивы тянули к ней ветви-руки, кукушка начала отсчитывать время до смерти.

Лидия Гавриловна встала на ватные ноги и, уходя от реки, последний раз посмотрела на течение воды, впитывая в себя это меланхоличное состояние небытия. Когда шла по поселку обратно, люди уже не казались добродушными и милыми. Они были, скорее, равнодушными и недобрыми. Зомби, работающие от рассвета до заката, чтобы прокормить своих выродков. Их убогая жизнь не имела смысла, впрочем, как и её существование.

Дома Лидия Гавриловна сняла заляпанные грязью сапожки и спросила встречающего её мужа:

- Ты почему дома?

- Вообще-то, сегодня выходной день, суббота. Я удивился, куда это ты с утра исчезла.

- Еще скажи, что ты волновался за меня, - сказала Лидия Гавриловна.

- Да, и что же в этом такого? Ты моя жена, и мне не все равно, где ты.

- Если я умру, наверняка, обрадуешься, - она посмотрела прямо в глаза своего супруга и, увидев там ответ, улыбнулась.

- Что ты такое говоришь? Зачем ты так?

- Да, пошел ты…, - сказала равнодушно Лидия Гавриловна и пошла к своему бару. Утреннее хорошее настроение кануло в лету, испарилось, как дым от сигареты, и это было плохо. Она открыла новую бутылку коньяка и налила сразу в стакан, - пятьюдесятью граммами не обойтись. Может это не самый лучший метод лечения больного сознания, но другого нет. Поставила на прикроватную тумбочку бутылку, забралась в постель и, потягивая горький напиток, задумалась. О смысле своей жизни, о необходимости карабкаться вверх, о желании жить

и дать возможность жить другому,

об этих странных, таких реальных

и настолько нестерпимо желанных,

видениях.

Коньяк давал возможность встряхнуться, стимулируя аналитические способности, но он же и тормозил, погружая сознание в расслабленное ленивое состояние. Когда Лидия Гавриловна допивала второй стакан, появилась тяжесть внизу живота. Она переложила стакан в левую руку, а правую сунула под юбку. Счастливо улыбаясь приближающемуся удовольствию, плеснула в рот остатки коньяка и расслабилась.

Иди сюда, мой любовник, сделай это снова и снова. Если мне суждено умереть, то сделай это так, чтобы я приняла это со счастливой улыбкой на устах. За секунды до прихода счастья она увидела его глаза

я твоя судьба

и его руку, что был нож

вонзающийся в её живот

где еще теплится жизнь

которую я хочу защитить

и хочу её немедленной смерти

потому что ненавижу

рассекающий чрево нож

лопающийся живот

как перезрелый арбуз

вытекающие жизненные соки

и мой крик совпавший с криком новорожденной плоти

той что должна умереть

я должна жить

я хочу жить