Мизери - Стивен Кинг

В дальнем конце гигантской палаты открылась дверь и вошлаЭнни Уилкс, правда, теперь она надела длинное платье с фартуком, а на голове унее был чепец: она была одета как Мизери Честейн в романе «Любовь Мизери». Однуруку она согнула в локте, и на ней висела плетеная корзинка, прикрытаяполотенцем. Он увидел, что она откинула полотенце, достала из корзинки щепоткучего-то и бросила ее в лицо первого спящего Пола Шелдона. Песок. Оказывается,это Энни Уилкс, которая подражает Мизери Честейн, которая подражает Песочномучеловеку.[7] Песочная женщина.

Тут же он увидел, что, как только песок коснулся головыпервого Пола Шелдона, его лицо сделалось мертвым и белым, и тогда нахлынувшийужас вырвал его из сна и он попал в комнату, где у его постели стояла ЭнниУилкс. В руке она держала книжку «Сын Мизери» в бумажной обложке. Судя позакладке, Энни прочитала примерно три четверти.

— Вы стонали, — сказала она.

— Мне приснился плохой сон.

— Что же вам снилось?

В ответ он произнес первое пришедшее в голову слово, котороене отразило бы истины:

— Африка.

13

Она вошла к нему на следующее утро, не слишком рано, и лицоее было пепельного цвета. Он дремал, но тут же проснулся и приподнялся налоктях:

— Мисс Уилкс? Энни? С вами все в по…

— Нет.

Господи, да у нее инфаркт, подумал он и на мгновениевстревожился, но тревога тут же уступила место ликованию. И пусть! Лучшеобширный! Пусть ее сердце разорвется ко всем чертям! Он будет более чемсчастлив, когда поползет к телефону, и наплевать, что ему будет дьявольскибольно. Если понадобится, он поползет к телефону хоть по битому стеклу.

У нее действительно был сердечный приступ… но какой-то неправильный.

Она подошла к нему, даже, скорее, подкатилась, переступая,как моряк, который только что сошел с корабля после долгого плавания.

— Что… — Он попытался отпрянуть от нее, но не было места.Только изголовье кровати, а за ним стена.

— Нет!

Она дошла до кровати, натолкнулась на нее, пошатнулась, иПолу показалось, что она вот-вот рухнет на него. Но она просто стояла исмотрела на него сверху вниз. Лицо ее было белее бумаги, на шее выступилисухожилия, а в центре лба пульсировала маленькая жилка. Руки ее то сжимались втвердые, как будто каменные, кулаки, то разжимались. — Ты… ты… ты грязныйподлюга!

— Что… Я не… — Но внезапно он понял. Из него как будтоисчезли все внутренние органы. Он вспомнил, где была закладка накануне вечером.Три четверти книги. Теперь она ее дочитала. И ей известно все, что можно былоузнать. Она узнала, что не Мизери была бесплодна, а Йен. Да она же сидела всвоей все-еще-неувиденной-им гостиной, раскрыв рот и вытаращив глаза, и читалао том, как Мизери узнала правду, приняла решение и украдкой улизнула к Джеффри!Наверное, в ее глазах стояли слезы, когда она читала о том, какое отнюдь нецеломудренное дельце провернули Мизери и Джеффри за спиной человека, которогоони оба любили, и как сделали этому человеку драгоценный подарок — ребенка,которого тот будет считать своим! И уж конечно, сердце Энни отчаяннозаколотилось, когда Мизери объявила Йену, что она беременна, и Йен стиснул ее вобъятиях, повторяя: «Дорогая моя, дорогая!» Ей полагалось бы зарыдать от горя,когда Мизери умерла во время родов (ребенка, вероятно, Йен и Джеффри будутвоспитывать вместе), но вместо этого она обезумела от ярости.

— Она не может быть мертвой! — завопила Энни Уилкс. Еекулаки сжимались и разжимались все энергичнее. — Мизери Честейн НЕ МОЖЕТ БЫТЬМЕРТВОЙ!

— Энни… Пожалуйста, Энни…

На столике возле кровати стоял стеклянный кувшин. Эннисхватила его и замахнулась. Холодная вода выплеснулась ему в лицо. Кубик льдаупал на подушку у левого уха и скользнул вниз, к плечу. В воображении

(«таком ярком!»)

он видел, как кувшин опускается на его лицо, какраскалывается череп, ледяная вода заливает мозг и он умирает, а рукипокрываются гусиной кожей.

Она хотела этого — никаких сомнений.

В самое последнее мгновение она отвернулась от него ишвырнула кувшин в сторону двери, и он раскололся, как недавно раскололасьсупница.

Потом она снова посмотрела на него и тыльной стороной ладониоткинула волосы с лица.

— Подлюга! — выдохнула она. — Ты мерзавец и грязный подлюга!Как ты мог!

Он торопливо заговорил, глядя ей в глаза и сознавая, что егожизнь, вполне возможно, зависит от того, что он сейчас скажет:

— Энни, в 1871 году женщины часто умирали при родах. Мизериотдала жизнь ради мужа, лучшего друга и ребенка. Душа Мизери навсегда останется…

— Мне не нужна ее душа! — закричала она. Ее скрюченныепальцы готовы были, как когти, вцепиться в него и вырвать ему глаза. — Мненужна она! Ты убил ее! Ты — ее убийца!

Она опять сжала кулаки и с силой опустила их на подушку, какраз возле его головы. Он подпрыгнул на кровати как кукла, и ноги немедленноотозвались болью.

— Я не убивал ее! — отчаянно крикнул он. Она замерла; нанего смотрело пустое черное лицо — уже знакомая черная расселина.

— Ну конечно, нет, — со злым сарказмом отозвалась она. — Аесли не вы, Пол Шелдон, то кто же это сделал?

— Никто, — ответил он уже спокойнее. — Просто она умерла.

По крайней мере это было правдой. Если бы Мизери Честейнбыла настоящей женщиной, полиция вполне могла бы предложить ему «оказать содействиев расследовании», как обычно говорят те, кто не привык называть вещи своимиименами. Прежде всего у него был мотив — он ненавидел ее. Уже в третьей книгеон ее возненавидел. Однажды он написал небольшую книжку, неофициально напечаталее маленьким тиражом и к первому апреля разослал дюжине своих близких знакомых.Книжка называлась «Увлечение Мизери». В ней рассказывалось о том, как веселоМизери провела выходные в загородном доме, трахаясь с Ворчуном, ирландскимсеттером Йена.

Он мог бы убить ее… но не убивал. Ее конец вопреки егоотвращению к ней в какой-то мере стал неожиданностью для него самого. До самогоконца надоевших ему ??охождений Мизери он оставался верен себе в искусствеподражания — конечно, бледного подражания — жизни. Мизери умерла совершеннонеожиданно. Факт оставался фактом, и счастливый смех автора в конце ничего неменял.