Лики ревности - Мари-Бернадетт Дюпюи

– Замолчи! – велела ему девушка и пошла прочь.

Ей снова пришлось потолкаться, чтобы подойти к входу в шахту. Йоланта, рыдая, умоляла Гюстава Маро передать Тома ее крестильный медальон.

– Он принесет ему удачу! – всхлипывала она. – Я так молила Господа, и он меня услышал! Тома остался жив!

– Не плачь, моя девочка, – отвечал ей пожилой углекоп. – Тома в порядке, я даже смог пожать ему руку, а вот твоему брату камнем ногу привалило. У него сильный жар, и за то время, пока мы пробьем лаз… Продолжай молиться, Йоланта!

– Пйотр? Пресвятая Дева, мой бедный брат! А папа? Где папа?

– В забое, копает вместе с остальными. Мы взяли еще пару лошадей, чтобы вытащить труп несчастного коняги, старенького Пашá. Ну все, мне пора спускаться!

Гюстав Маро поцеловал Йоланту в лоб, легонько провел рукой по щеке жены. Растроганная Онорина закрыла глаза, давая понять без слов, как сильна ее вера в супруга и в добрую волю других углекопов, готовых отдать жизнь за товарища.

– Иди, муж мой, и да хранит тебя Господь! – прошептала она.

Изора поежилась от горечи и отвращения. Ей было невыносимо видеть семейную идиллию – и то, как Гюстав Маро поцеловал Йоланту в лоб, и его нежность по отношению к жене. В голову пришла жуткая мысль, что, пока она отсутствовала в поселке, все подстроили специально, чтобы побольнее ее ранить, заставить ощутить себя отверженной. «Я уехала в Ла-Рош-сюр-Йон второго октября… – Мысли беспорядочно мелькали в ее воспаленном мозгу. – Как я радовалась, что получила место в частной школе! Тома проводил меня на вокзал, к поезду, и даже занес в вагон мой чемодан. Улыбался мне… Пожелал благополучно добраться. Я уже тогда знала, что он встречается с этой девушкой, полькой, но кто бы мог подумать, что они так скоро соберутся жениться?»

Уйти совсем Изора была не в состоянии – она просто отошла от толпы и остановилась перед фасадом стекольного завода. Девушка слишком поздно заметила стоящую неподалеку двуколку. Лицо сидящего в ней отца, казалось, окаменело от гнева. Он жестом приказал ей подойти. Ни убежать, ни спрятаться… Изора, понурившись, приблизилась к повозке.

– Почему ты здесь? Тебя ждет мадам графиня. – Глаза отца налились кровью. – Как будто без тебя неприятностей мало… Та дама, хозяйка школы, прислала телеграмму. Говорит, ты сорвалась и уехала без всякой уважительной причины.

– У меня уважительная причина, отец! – спокойно ответила Изора. – В шахте Пюи-дю-Сантр случилось несчастье. Я узнала об этом утром из газеты и…

– И приехала, чтобы потолкаться среди чернолицых? – сухо оборвал ее отец. – Сколько раз я тебе говорил, чтобы ты с ними не якшалась!

Бастьен Мийе сплюнул на землю, поправил свой бархатный каскет[12]. Блеклые карие глаза под густыми, кустистыми седеющими бровями смотрели на мир угрюмо, а на окружающих – еще и с неизменным презрением. Нос у него был крупный, над тонкими губами – черные с сединой усы, тяжелый подбородок скрывала окладистая борода, придающая лицу еще более устрашающее выражение.

Изора не стала возражать. Она привыкла отвечать на родительскую холодность той же монетой, но так, чтобы никто не смог упрекнуть ее в непочтительности или непослушании.

– Садись, отвезу тебя в шатó[13].

Изоре пришлось подчиниться. Она взобралась на сиденье рядом с отцом, пристроила чемодан за спинкой.

– Н-но, Фантош! – прикрикнул фермер на свою кобылку.

– Нашу лошадь убило камнем в забое, – сказала Изора отцу.

– С того дня, как я продал ее компании, она уже не наша, – буркнул тот в ответ.

Двуколка сорвалась с места. Подгоняемая ударами, лошадка сразу пошла рысью. Бастьен Мийе направил ее вниз по улице, ведущей к мэрии, потом – в квартал Ба-де-Суа. Когда же они, наконец, выехали на проселочную дорогу, он пустил лошадь галопом.

– Будь полюбезнее с госпожой графиней. Она ждет от тебя объяснений и извинений. Что я об этом думаю, узнáешь вечером, в присутствии матери.

– Хорошо, отец.

Ее синие глаза затуманились душевной болью, не отпускавшей ни на мгновение. Обитые сталью колеса двуколки со скрипом подскакивали на неровной дороге, и, занятая своими мыслями, Изора покачивалась в такт. Она отказывалась принять правду, пыталась вытравить из памяти мучительные моменты, которые только что пережила на площади шахтерского поселка. «Тома не может жениться на Йоланте! – вертелась в голове назойливая мысль. – Но ведь о свадьбе уже объявлено! Через несколько дней она станет для всех мадам Маро, Онорина начнет называть ее „моя невестка“, а Гюстав будет утром и вечером целовать в лоб, как собственную дочку. Но ведь это я должна была войти в их дом, мне было уготовано место у алтаря в церкви!»

Она украдкой посмотрела на профиль отца и, окончательно отчаявшись, понурила голову. Бастьен Мийе никогда бы не дал своего согласия. «Даже если бы Тома выбрал меня, мои родители не позволили бы нам пожениться!» Изора едва не задохнулась от возмущения и бессильной ярости. У нее вдруг разом заболело все тело. Захотелось закричать, соскочить на землю.

– Отец, я плохо себя чувствую. Если можно, я схожу к графине завтра или хотя бы сегодня вечером. Пожалуйста…

Она впервые просила отца о снисхождении, признавала свою слабость. Бастьен Мийе сначала удивился, потом задумался. Но уже через мгновение скривил рот в насмешливом оскале:

– Надо же! А когда ты бежала с вокзала в поселок, у тебя ничего не болело? Мадемуазель так ослабла с тех пор, как перебралась жить в город! Никчемная девчонка, ты будешь делать что велено, а не то… Уж я освежу тебе память! Госпожа графиня здесь всему хозяйка. Завтра щелкнет пальцами – и прощай, моя ферма! Мы обязаны угождать ей во всем, слышишь меня? Во всем! Ведь она подыскала тебе такое выгодное место. Так что прекращай прикидываться и ныть!

Вдалеке, в долине, уже показались остроконечные крыши господского дома. Отец старательно погонял лошадь, и очень скоро они оказались у ворот. Изора старалась дышать глубоко, чтобы хоть немного успокоиться.

– Простите меня, отец.

Мужчина передернул плечами, в который раз сетуя на жестокость судьбы, отнявшей у него двух сыновей и оставившей взамен молчаливую девчонку с кукольным личиком, которую он никогда не любил. Со своей стороны, Изора давно перестала задаваться вопросом, почему люди, которые произвели ее на свет, так к ней относятся. По ее убеждению, немалую роль в этом сыграл фатум. Кто-то рождается в дружной семье, где родители заботятся о своем потомстве, кому-то везет меньше. Пока были живы братья, она получала от них немного внимания и ласки. Пусть даже они и смотрели на сестренку свысока и подтрунивали над ней, правда, беззлобно, – они ее любили. Увы, война украла у нее сначала Эрнеста – старшего, черноволосого и синеглазого, как и сама Изора, а потом и Армана – красивого парня со светло-каштановыми кудрями и орехово-карими глазами.