Троя. Падение царей - Дэвид Геммел

Он уставился на сверкающее золото, и Андромаха увидела слезы в его глазах.

— Я Пардонес, — сказал он. — Напомни обо мне своему мужу.

Потом отвернулся и, шатаясь, пошел в темноту.

Солнце сияло низко над горизонтом, когда «Ксантос» вошел в огромную Троянскую бухту. Ни дуновения ветерка не тревожило воду, и только звук опускающихся и поднимающихся весел нарушал закатную тишину.

Город в отдалении блестел, словно был отлит из золота. Последние отблески солнца сияли на позолоченных крышах и украшенных флагами башнях; наконечники копий и шлемы часовых на площадках башен отбрасывали мерцающие блики.

Египтянин Гершом улыбнулся, глядя на город. Зрелище действительно впечатляло, но, когда он увидел благоговейное выражение лиц стоящих рядом членов команды, он подумал, как бы они отреагировали, если бы увидели чудеса Стовратных Фив, высокие белые пирамиды или Сфинкса. Троя была удивительным городом, но в ней отражались замыслы построивших ее людей. Город не был задуман ни красивым, ни устремленным к небу, чтобы угодить обитающим там богам. Он был прежде всего городом-крепостью, прочным и крепким, с высокими стенами и воротами из дуба и бронзы.

«Троя величественна почти волей случая, — подумал Гершом. — Только из-за своей каменной кладки и сверкающих закатов».

В гавани находилось еще несколько кораблей. Четыре рыбачьих лодки раскинули свои сети, а три новых военных галеры заканчивали маневры у южного берега. Гершом понаблюдал за маневрами. Гребцы были неопытными, весла время от времени стукались друг о друга, когда галеры останавливались, поворачивались или устремлялись вперед с такой скоростью, с какой идут на таран.

Столько кораблей затонуло за последние несколько мореходных сезонов! Сотни опытных моряков утонули или были убиты в морских сражениях. Теперь в море возьмут новичков, которые будут погибать сотнями.

«Ксантос» приблизился к Царскому Берегу, как раз когда солнце опустилось за горизонт.

Ониакус выкрикнул команды гребцам. Немедленно два ряда весел левого борта были вынуты из воды, в то время как гребцы правого борта погрузили весла в воду и налегли на них. «Ксантос» плавно развернулся кормой к берегу.

— И… Давайте! — вскричал Ониакус.

Все весла одновременно вошли в воду. Корпус «Ксантоса» коснулся песка и остановился. Весла быстро втянули на борт.

Потом были открыты палубные люки. Гершом помог команде вытащить груз. Больше тысячи кирас передали по цепочке и перебросили через борт на песок. Доспехи троянских всадников были хорошо сделаны, бронзовые диски лежали внахлест, как чешуя на кожаном нагруднике и — в отличие от гордых мужчин, которые носили эти доспехи, — имели слишком большую ценность, чтобы оставить их на поле боя во Фракии.

Доспехи погрузили на повозки и отвезли через нижний город в верхний.

Наконец палубные люки закрыли. Ониакус прошел мимо Гершома, направляясь к носу судна. Члены вахтенной команды устроились на приподнятой кормовой палубе, накинув на плечи одеяла для защиты от вечернего холода, в то время как их товарищи отправились в нижний город, под стены золотого града.

Гершом увидел, как Геликаона, держащего на руках спящего сына Декса, приветствует толстый троянский царевич Антифон. Гершом отвернулся и зашагал на нос. Ониакус прислонился к борту и смотрел на новые военные галеры по ту сторону залива. Его красивое лицо было решительным и злым, глаза полными жестокости.

— Я могу что-нибудь послать тебе из города? — спросил Гершом. — Может, вина?

Ониакус покачал головой.

— Говорят, вино помогает забыться. Я не хочу забывать. И я не хочу разговаривать.

— Тогда не разговаривай, — мягко сказал Гершом. — Два друга могут стоять рядом молча, не испытывая неловкости.

Молчание не продлилось долго, да Гершом этого и не ждал. Не потому, что Ониакус был общительным человеком, а потому, что переполнявшее того горе нельзя было сдержать. Ониакус начал говорить о двух своих сыновьях, о том, какими они были прекрасными мальчиками. Гершом ничего не отвечал; в этом не было нужды. Ониакус вообще-то разговаривал не с ним, он просто говорил с ночью, с тенями мальчиков, с богами, которые не защитили ни их, ни их мать, когда микенцы с блестящими мечами напали на Дарданию.

За печалью последовала ярость, за яростью — слезы. В конце концов снова воцарилось молчание.

Гершом обхватил Ониакуса за плечи.

Ониакус вздохнул.

— Я не стыжусь своих слез, — сказал он.

— Ты и не должен стыдиться, друг мой. Говорят, ворота рая могут быть открыты только слезами тех, кто остался в живых. Я не знаю, правда ли это. Но думаю, это должно быть правдой.

Ониакус внимательно посмотрел на него.

— Ты веришь, что мы будем продолжать жить после смерти и что там… там будут вознаграждены те невинные, чьи жизни были… были отобраны у них?

— Конечно, — солгал Гершом. — А разве может быть по-другому?

Ониакус кивнул.

— Я в это верю. Место счастья. Ни ужаса, ни слез, ни трусов, ни убийц. Я верю в это, — повторил он.

Некоторое время они стояли вместе, наблюдая за военными галерами на неподвижной воде.

— Неправильный баланс, — сказал Гершом, указав на ближайшее судно. — Видишь, как она поворачивает?

— Гребцы левого борта слишком сильно налегают на весла. Им следовало бы поменять местами нескольких гребцов, — ответил Ониакус.

Его глаза все еще были полны муки, но теперь он сосредоточил внимание на галере.

— Гребцы чересчур напрягаются. Все они растянут плечи и утратят уверенность в себе.

Ониакус посмотрел на Гершома и улыбнулся вымученной улыбкой.

— Тебе пора на берег. Тебя ждут многочисленные наслаждения Трои, и тебе ведь не хочется стоять здесь и обсуждать тренировки моряков. Не тревожься обо мне. Я не перережу себе горло, обещаю.

— Знаю, — ответил Гершом. — Увидимся завтра.

С этими словами он шагнул прочь. Ониакус окликнул его, и Гершом обернулся.

— Спасибо, друг мой, — сказал Ониакус.

Гершом пошел к кормовой палубе, взял свой плащ и накинул на плечи. Потом перебрался через борт, спустился на песок и не спеша пошел по берегу к тропе, ведущей к нижнему городу.

У широкого деревянного моста, переброшенного через защитный ров, он увидел двух часовых в доспехах из полированной бронзы, с длинными копьями в руках. По ту сторону моста вокруг моряков «Ксантоса» собралась толпа. Один из часовых улыбнулся Гершому. Часовой этот был молодым, но руки и лицо его были покрыты боевыми шрамами.

— Вести о ваших победах дошли до нас два дня назад, — сказал он. — Их встретили с радостью, как солнечный свет после снегопада.

Люди теснились вокруг команды, хлопая моряков по спинам и выкрикивая благословения и похвалы. Гершом осторожно двинулся в обход толпы. Внезапно один из собравшихся хлопнул египтянина по плечу и радостно крикнул: