Откровения акушерки. Тайны родильного отделения - Филиппа Джордж

– Боже, нет! Мне понравилось. Причем везде! – восторженно рассказывала я.

– Что ж, это меняет дело. Большинство моих учеников считают, что практика – настоящая обуза, уводящая их от родильного отделения и детей.

– Но не я. Мне все показалось очень интересным. Честное слово, Беверли, ты никогда не поверишь, что я видела!

Я была рада вернуться в родильное отделение, но здесь все стало намного сложнее.

Джессика была на тридцать шестой неделе беременности. Она шла на рядовой прием к акушерке в свою клинику, а получила тревожную новость о том, что не удается расслышать сердцебиение плода. Охваченную паникой, ее немедленно отправили в больницу для ультразвукового исследования. Там подтвердили – пока Джессика лежала одна в темной комнате, а гель все еще остывал на животе женщины, – сердцебиения нет. Ребенок был мертв. Как будто это было недостаточно ужасно, Джессике тут же объяснили, что нужно записаться на процедуру, называемую индукцией[13], чтобы она могла родить естественным путем.

Это был первый раз, когда мне поручили ухаживать за женщиной, рожающей мертвого ребенка, и, должна признаться, я была напугана. Шел уже третий год обучения. Хотя я приобрела большой опыт, когда принимала роды живых и здоровых детей, я никогда не поддерживала роженицу, зная, что ее ребенок не будет жить. До сих пор меня ограждали от этой части работы. В первый год мы учились принимать нормально протекающие роды. На втором курсе мы познакомились с осложнениями и вмешательствами, такими как использование щипцов. Но это все равно касалось нормальных родов. Сейчас же шел третий год, и меня просили разобраться с некоторыми более сложными ситуациями, с которыми может столкнуться акушерка.

Джессика и ее муж Адам появились в отделении в начале моей ночной смены и, как и следовало ожидать, были очень расстроены. После заключительного обследования Джессики – того, которое подтвердило ужасную новость о внутриутробной смерти плода, – ей дали мифепристон, препарат, который блокирует гормоны беременности и часто используется при абортах. Затем Джессика и Адам должны были вернуться на сутки домой, прежде чем прийти за другим препаратом под названием мизопростол, который стимулирует роды.

Я сделала все возможное, чтобы по мере сил улучшить ситуацию, но все равно чувствовала их боль. Это было далеко не то радостное событие, к которому Джессика готовилась, вынашивая ребенка, – ей предстояла ужасная и болезненная процедура. Женщина и ее муж были опустошены. И естественно, мне было их невероятно жаль. В конце концов, я всего лишь человек, и у меня есть эмоции. Но я должна была оставаться профессионалом настолько, насколько могла: у меня был только один шанс выполнить все правильно. Что бы я ни сделала, они запомнят эту ночь на всю оставшуюся жизнь.

Поначалу Джессика молчала, казалось, полностью погруженная в боль и смятение, и только время от времени обнимала Адама и тихо плакала. Затем, через пару часов, она начала открываться мне. Мы не сразу заговорили о ребенке: похоже, ей не хотелось говорить о самом страшном. Вместо этого мы обсуждали фильмы, музыку, телешоу. Мы говорили о работе: Джессика работала в строительной компании, хотя на самом деле была учительницей. У нас шли разговоры обо всем, лишь бы отвлечься от того, через что ей пришлось пройти. Иногда, только иногда она замолкала и заливалась слезами. Затем в палате воцарялась печальная тишина, пока женщина пыталась восстановить силы.

Через несколько часов Джессика призналась мне:

– Думаю, хуже всего то, что я не знала. Это был просто обычный день, я думала о том, какой ужин приготовить вечером, и заканчивала картину в детской. А ведь ребенка уже не было в живых. Как я могла не знать?

– Полагаю, ничего не изменилось, – ответила я. – Ваше тело не знает, что случилось с ребенком. Вы все еще беременны, так что оно производит все соответствующие гормоны. И это могло случиться очень быстро, прямо перед самым приемом.

– Я думала, он двигался прошлой ночью. Я действительно так думала. Если малыш лежал тихо некоторое время, я всегда замечала. Днем он почти не двигался, но ночью, когда я лежала с поднятыми ногами, он начинал извиваться и пинать меня. Вот только последние две недели он почти не брыкался.

– Это нормально, – успокоила я женщину. – Ребенок так сильно вырос за последние несколько недель, что ему как бы не хватало места.

– Знаю, знаю. Так говорилось во всех книгах, так что я перестала ожидать, что к концу дня почувствую сильный толчок. Я перестала прислушиваться к нему. Это было ошибкой, правда?

– Не вините себя, – сказала я.

– Когда это случилось? – спросила Джессика. – Я просто хотела бы знать. И почему? Я на восьмом с половиной месяце беременности. Почему он жил так долго, чтобы умереть сейчас?

Она разрыдалась, и тогда я обняла ее и прижала к себе. Это было единственное утешение, о котором я подумала и которое в тот момент могла предложить. Слезы стояли и у меня на глазах. Джессика мучилась, пораженная горем, болью, смятением и чувством вины одновременно. Мне, безусловно, и близко было не представить ее состояние. Но я точно знала, что Джессике нужен кто-то, кто обнимет ее и скажет, что это не ее вина.

Через час я предложила пациентке немного поспать. Все шло хорошо, но ей понадобятся силы, когда дело дойдет до родов. Единственная проблема заключалась в том, что Джессика пила антибиотики: у нее была повышенная температура во время обращения в больницу – первый признак инфекции. Поэтому ей немедленно дали препараты в качестве меры предосторожности. Мне нужно было ходить к пациентке каждый час, чтобы вводить их через канюлю.

Джессика слегка дремала на кровати, когда я в полночь осторожно открыла дверь.

– О, вот она опять! – усмехнулся Адам, закатывая глаза, когда я на цыпочках вошла в палату. Он был хорошим человеком и изо всех сил старался поднять настроение жены в это мрачное время.

– Вы просто не можете держаться в стороне, – добавил он. – Она заснула всего пять минут назад.

– Я вас разбудила? Мне очень жаль, Джессика, – сказала я, – но я должна дать вам антибиотики.

– Нет, все в порядке, – вздохнула женщина. – Вообще-то я не сплю. Просто дремлю.

Постепенно в течение ночи я узнавала все больше и больше о Джессике и Адаме, и между нами сформировалась сильная связь. Возможно, это была худшая ночь в их жизни, и самое меньшее, что я могла сделать, – просто быть рядом с ними. До самого утра мы говорили об их жизни, надеждах и стремлениях.