Психотерапия и экзистенциализм. Избранные работы по логотерапии - Виктор Эмиль Франкл

возможности. Когда потенциал реализуется, он реализуется навсегда и никогда не будет уничтожен. Следовательно, человек должен нести ответственность за свои бессмертные «следы в песках времени». К счастью или нет, он должен решить, что останется памятником его бытию.

Потенциализм предполагает попытку избежать бремени ответственности. Под давлением времени и перед лицом бренности жизни человек часто обманывает себя, полагая, что делать взвешенный выбор необязательно. Однако его усилия напрасны: куда бы он ни двигался, он везде сталкивается с экстремальными жизненными требованиями и необходимостью брать на себя осмысленные, ценностные и, следовательно, экзистенциальные обязательства.

В то же время здесь непременно возникает вопрос оценки, так как из многих рассматриваемых возможностей нужно выбрать единственную, которая стоит актуализации. Настоящие затруднения начинаются, когда заканчивается потенциализм. Приверженец потенциализма пытается избежать этой аксиологической проблемы, но, хотя он и может ее отсрочить, на самом деле ему никогда от нее не избавиться.

При ближайшем рассмотрении такого эскапизма оказывается, что потенциалист находит невыносимым напряжение между тем, что есть (Sein), и тем, что должно быть (Sein-sollen). Однако это напряжение невозможно искоренить даже с помощью потенциализма, ибо оно присуще нашему бытию. Немыслимо состояние, при котором человек освободился бы от напряжения между тем, что он уже сделал, и тем, что он должен был или еще должен будет сделать. Как бренное существо человек никогда не выполняет свою жизненную задачу до конца. Когда он желает и может нести груз этой незавершенности, он признает свою конечность. Смириться с ней – значит заложить основу психического здоровья и личностного прогресса, в то время как неспособность принять свою бренность ведет к неврозу. Таким образом, упомянутый принцип гомеостаза – это, безусловно, не нормальное, а невротическое явление. Именно невротик не может выносить нормальное напряжение жизни, физическое, психическое или моральное.

Кроме этого неискоренимого разрыва бытия между тем, что есть, и тем, что должно быть, следует учитывать еще одну полярность. Речь идет о пропасти между субъектом и объектом познания. Этот разрыв также неустраним, хотя многие авторы говорят о его «преодолении». Такое утверждение сомнительно, ибо подобное достижение было бы равносильно преодолению la condition humaine[87] – неотвратимой конечности человеческого бытия. Даже Хайдеггер, один из главных вдохновителей экзистенциальной философии, не проповедовал – и даже не помышлял, – что истинное познание может быть достигнуто за пределами дуальности субъекта и объекта. Я не теолог и не собираюсь в связи с этим говорить о гибрисе[88], но считаю, что человек должен не бороться с двойственным напряжением бытия, а пройти через него. Это можно кратко описать удачной, хотя и грубоватой метафорой: современная философия не должна выплескивать ребенка (объект познания) вместе с водой (картезианским дуализмом[89]).

Безусловно, в процессе познания субъект способен достигать объектов в мире и устанавливать с ними ту познавательную близость, которую я назвал «со-бытием» (Beisein) с объектом[90]. Замечательно, когда субъект достигает объекта через разделяющую их пропасть. Однако объект, достигаемый субъектом, все же остается объектом и не становится в процессе познания частью самого субъекта[91]. Любая теория, затемняющая объективность объекта и игнорирующая его внутреннюю уникальность, – простое самовыражение, не что иное, как проекция субъекта, теория, которая упускает суть.

Даже если субъектно-объектную дифференциацию можно было полностью устранить, это вряд ли полезно. В каждом познавательном акте неизбежно присутствуют полюса субъекта и объекта, между которыми возникает напряжение. Именно это напряжение между человеком и «миром», «внутри» которого он находится (в популярной терминологии экзистенциализма), и задает динамику познания. В логотерапии она, в отличие от психодинамического подхода, называется ноодинамикой.

Игнорировать ноодинамическое напряжение между субъектом и объектом – значит отрицать объективность мира. Любые направления философии или психологии, которые изучают психические явления во всем их богатстве и полноте и заслуживают названия феноменологических, должны отталкиваться от того, что любой акт познания предполагает объективность объекта. Следовательно, то, что называется объектом или, шире, всем миром, гораздо больше, чем простое самовыражение субъекта. Говорить о мире как о простом «проекте» познающего субъекта – значит неверно оценивать феномен акта познания, который представляет собой самотрансценденцию бытия по отношению к миру как к объективной реальности. Верно, что человек не способен охватить познанием больше, чем субъективный сегмент, или, другими словами, он способен сделать только субъективную выборку из всего спектра, предоставляемого миром. Тем не менее его субъективная выборка происходит всегда из объективного мира.

Однако мнение некоторых экзистенциалистов размывает объективность объекта. Это можно назвать калейдоскопической эпистемологией. Нельзя рассмотреть что-то через калейдоскоп – мы видим только узоры из цветных стеклышек внутри него. Напоминает эпистемологическую теорию таких авторов, верно? Для них человек – это существо, которое, несмотря на все познавательные акты и усилия, никогда не постигнет реальность. Его мир – всего лишь модель, спроектированная им самим и отражающая структуру его бытия. Как картинка в калейдоскопе зависит от сочетания кусочков стекла, так и в калейдоскопической эпистемологии мироустройство (Weltentwurf) целиком зависит от «заброшенности в мире» человека (Geworfenheit), то есть отражения его субъективного состояния и структуры.

Чтобы представить, насколько такой субъективизм пренебрегает тем, как по-настоящему устроено человеческое познание, достаточно вспомнить одну фундаментальную истину. Человек может понять что-либо в мире и о мире только в той степени, в какой он способен забыть о себе. Когда он смещает фокус внимания со своей персоны, он начинает в должной мере осознавать окружающие его объекты. Так при некоторых дефектах зрения (например, mouche volante[92]) глаз начинает замечать что-то в себе, и чем чаще это происходит, тем меньше различает мир и предметы в нем. Способность глаза видеть зависит от его неспособности рассмотреть себя. Конечно, человеческое познание ограничено субъективными моментами, присущими его деятельности, и не свободно от них. Но это не отменяет того факта, что чем больше познание превращается в самовыражение и проекцию структуры познающего субъекта, тем выше вероятность ошибок. Другими словами, познание истинно настолько, насколько оно противопоставлено самовыражению, и лишь в той мере, в какой оно предполагает самотрансценденцию.

Таким образом, при ближайшем рассмотрении представления о человеке, опирающиеся на снижение напряжения (как в теории гомеостаза) или на осуществление максимального числа имманентных возможностей (как в самоактуализации), оказываются неполноценными. Мы заявляем, что адекватный взгляд может быть сформирован, только когда он выходит за пределы гомеостаза и самоактуализации, в ту сферу бытия, в которой человек сам выбирает, что делать и кем быть, в объективном мире смыслов и ценностей[93].

IV. Логотерапия и бытие

[94]

За последние несколько лет в развитии психотерапии наблюдается значительный прогресс: прежняя психодинамическая концепция, в которой человек в основном занят удовлетворением потребностей, медленно, но верно вытесняется новым антропологическим взглядом на него как на существо, задумывающееся о самоактуализации и воплощении в жизнь собственных возможностей. Кроме того, понятие необходимости (в том смысле, что человеческое существование обусловлено инстинктивными влечениями и социальными обстоятельствами) все чаще заменяется другой категорий – возможностями, которые надо исполнить. Другими словами, сама суть человека сегодня переосмысляется.

Однако в целом феномен человеческого существования невозможно определить и выразить иначе, чем фразой «я есть»[95]. Это «я есть» сначала интерпретировалось как «я обязан» (то есть меня принуждают определенные условия и детерминанты[96], влечения и инстинкты, наследственные и внешние факторы и воздействия). Затем «я есть» понималось как «я могу» (то есть способен актуализировать ту или иную сторону своего «я»).

Однако здесь все еще не хватает третьего значения. Ибо, если мы хотим получить представление о человеческой реальности во всей ее полноте, нам надо выйти за пределы как необходимости, так и возможностей. К «я обязан» и «я могу» следует добавить еще один аспект всеобъемлющего феномена «я есть» – понятие, которое можно сформулировать как «я должен». Под «я должен» имеется в виду осуществление конкретного смысла каждый раз, когда жизнь бросает нам вызов в конкретной жизненной ситуации. Другими словами, когда появляется «я должен», мы дополняем субъективный аспект существования, то есть бытия, его объективным аналогом – смыслом.

Только тогда тенденция к тому, чтобы делать упор на самоактуализации, становится оправданной. Недостижима самоактуализация только ради нее самой, как цель первичного намерения. Стремление к тому, что достигается только как побочный эффект, обречено на неудачу. Человек самореализуется в той мере, в какой он осуществляет смысл собственного