Парадокс страха. Как одержимость безопасностью мешает нам жить - Фрэнк Фаранда

Вторым развивается страх сепарации. По понятным причинам это происходит, когда ребенок, исследуя мир, начинает отходить от матери – ближе к году, и продолжается до двух-трех лет. Проявления этого страха легко заметить во время вечернего укладывания, но возникает он и на детской площадке, когда малыш начинает осваивать пространство все большего радиуса вокруг своего родителя. В какой-то момент дети оглядываются, чтобы убедиться, что родителя видно, а главное, что родитель их не бросил.

Третий врожденный страх, через который, видимо, проходят все маленькие дети, – это страх чудовищ и демонов. Очень многие мои пациенты помнят, как тревожились из-за буки. Одни считали, что чудище прячется под кроватью, другие – что в шкафу. Об этой стадии развития страха важно отметить – и это четко отделяет ее от двух предыдущих, – что пугающий объект является исключительно плодом воображения. Похоже, это коррелирует с формированием у детей более сложной когнитивной способности.

Врожденный характер этих страхов говорит нам нечто важное о том, что представляло для нас угрозу на протяжении эволюции. Сама беспомощность младенца и маленького ребенка требовала близости к ухаживающему лицу. Очевидна также явная угроза, которую представляли для младенцев другие люди вне ближайшего семейного круга. Наконец, подрастая, дети учились бояться невидимых хищников – преследователей или чудовищ, которые, как им было известно, существуют – в шкафу, под кроватью. Очевидно, со стороны ребенка было благоразумно учитывать существование этих хищников, даже если их не было видно.

Хотя большинство этих детских страхов к отрочеству проходит, есть один страх, который следует за нами по пятам и в зрелом возрасте – по крайней мере метафорически.

Когда наступает ночь

Трудно представить, насколько страшно когда-то жилось нам, людям, как биологическому виду. Сколько ночей мы были вынуждены проводить бодрствуя, не в силах сомкнуть глаз, всматриваясь во тьму. Ожидая. Наблюдая. Безуспешно пытаясь различить формы и очертания – черные тени во тьме, словно на какой-то издевательской модернистской картине. Когда же наконец нам удавалось увидеть, как что-то выступает из этой темноты – скажем, хищник семейства кошачьих, – мы сразу понимали, что теперь уже слишком поздно. Темнота скрывала смертельные опасности, и, похоже, мы так и не нашли способа вычистить эти травмирующие воспоминания из своего генома.

Размышляя об эволюционном базисе нашего страха темноты, всегда нужно иметь в виду, что Homo sapiens не был самым крутым в своей среде. Наше сегодняшнее господство на планете – не торжество нашей способности физически защититься от хищников и других угрожающих видов, а скорее результат адаптивности и смекалки[42].

Крупные хищные кошки, например львы, всегда жили рядом с гоминидами[43]. Недавние исследования свидетельствуют, что хищники семейства кошачьих намного чаще нападают с наступлением сумерек и при тусклой луне. По мнению некоторых ученых, львы одно время были самыми широко распространенными млекопитающими в мире. Очевидно, что угроза ночных хищников – одна из главных причин того, что мы считаем темноту опасной.

Кроме того, наше овладение огнем, случившееся 350 000–500 000 лет назад, мало помогало против уязвимости в темноте. Да, огонь согревал, отгонял некоторых животных и создавал некое пространство определенности среди темного неведомого, но что он мог дать нам в глобальном смысле? Это было крохотное оранжевое пятнышко в океане тьмы. К сожалению, свет никогда не разгоняет тьму. Он лишь делает ее плотнее. Увы, это оранжевое пятнышко становится маяком для тех, кто в своих чудовищных целях желает знать, где мы.

Темнота сама по себе создает для нас проблемы, поскольку мы в ней не способны видеть. Без света людям грозят бесчисленные опасности. Если вы когда-нибудь пробовали ходить с завязанными глазами, то знаете, что я имею в виду. В темноте мы рискуем напороться на острые предметы, сорваться с обрыва или вывихнуть лодыжку на неровной земле. Даже без угрозы со стороны хищников темнота требует осторожности.

Думаю, всем нам приходилось идти по темной улице в незнакомом месте, чувствуя, как тело реагирует повышенной настороженностью. Если в этих условиях мы вдруг слышим за спиной шаги, то можем поддаться панике или по крайней мере испытать некоторый всплеск адреналина.

Влияние темноты на оценку опасности потенциально очень значимо для нашего понимания Страха. Множество исследований в этой области провел Марк Шаллер из Университета Британской Колумбии[44]. В его экспериментах испытуемым предлагалось рассмотреть фотографии мужчин и оценить опасность, которую они собой представляют. В качестве одной из переменных Шаллер и его ассистент Стивен Нойберг использовали в эксперименте изменения освещенности лабораторного помещения, где испытуемые оценивали фотографии. Оказалось, что при прочих равных условиях восприятие опасности существенно возрастало, когда вокруг было темно.

Темнота делает для нас более страшным ожидание потенциальной угрозы. Однако реальна ли эта угроза? Наиболее четко я сфокусировался на этом вопросе, работая со своим пациентом Тони. Однажды утром он пришел на сеанс явно удрученным. На предыдущих встречах он не раз рассказывал о своей потребности все контролировать, о том, как ему нелегко управляться с многочисленными планами, которые он строит для себя и дорогих ему людей. Помню, я подумал: «Да, ему очень нравится ощущение контроля над ситуацией». И понял, что слишком погрузился в эти мысли, когда Тони ошеломил меня просьбой изменить освещение в кабинете: «Нельзя ли раздвинуть шторы, чтобы стало светлее?» Я, конечно, согласился, но в ответ предложил обсудить его чувства по отношению к свету. Когда я раздернул шторы, Тони стал рассказывать мне о свете и темноте и, наконец, о своих способах заснуть. Как и многие, он предпочитал засыпать под звук работающего телевизора. Кроме того, ему нравилось, когда все лампы были включены. Разумеется, это осложняло жизнь его жене, поэтому они спали раздельно – Тони в гостиной, а жена в спальне. Думаю, я тогда сказал ему что-то о его страхе темноты, но он сразу оборвал меня: «Я боюсь не темноты, я боюсь того, что происходит со мной в моих мыслях, когда темно».

Наблюдение Тони о темноте и уме дало мне толчок к размышлениям, впоследствии ставшим основой этой книги. Действительно, в темноте с нами что-то происходит – в наших мыслях. Как бы мы это ни называли, тревожным предчувствием или параноидальными фантазиями, темнота вызывает фантасмагорию страхов, действующих помимо наших рациональных оценок угрозы.