Крутой мэн и железная леди - Елена Арсеньева

А она зыркнет на него из-под своих полуосыпавшихся ресниц,прикусит губу, на которой уже не осталось помады, и замкнется в угрюмоммолчании, а он начнет потирать ноющую шею, курить, тяжело дышать и думать, чторедко, редко ему так не везет, как не повезло в этот майский вечер, в этотбогом данный выходной, когда его занесло в гости к старинному приятелю, и онивышли покурить на балкон как раз вовремя, чтобы услышать выстрелы во дворе иувидеть, как человек, только что стоявший около соседнего подъезда, медленносползает по ступенькам, обнимая колени высокой женщины, а она по-дурацки машетруками и кричит, словно сумасшедшая:

– Что такое? Что случилось?!

В первую минуту, когда Лев с Саней (так звали приятеля)выскочили во двор, эта дамочка и впрямь ничегошеньки не соображала, однако ктому времени, как приехала «Скорая», она уже собралась с силами и мыслями –причем собралась настолько, что начала отрицать очевидное. На гулящую, котораяволочет к себе домой случайного клиента, даже не спросив его имени, она малопоходила, а если точнее – не походила вовсе, несмотря на фривольное платьице втакой обтяг, что… под ним не просматривалось никакого намека на трусики.Сначала Лев напрягся было, потому что, судя по паспорту, даме было уже… хм-хм,а одета, будто… Потом Саня уважительным шепотком поставил друга в известность,что соседка у него не абы кто, а местная достопримечательность, и если ее зовутпо паспорту Елена Дмитриевна Ярушкина, то это не значит ровно ничего, потомучто она – самая печатаемая писательница в Нижнем Новгороде, вдобавок –детективщица, так что ты, Левушка, ради бога, с ней пообходительней!

Детективщица… ёлы-палы, ежели Лев Муравьев кого-то ненавиделсильнее, чем постперестроечных министров-капиталистов и президентов,распустивших державу на ниточки-веревочки, как Пенелопа – свое приснопамятноепокрывало, то ненавидел он даже не преступников, воров, убийц, маньяков,бороться с которыми его обязывали долг, присяга, совесть и честь, а этихнабитых дурью восторженных баб-детективщиц, которые почти все как одна (заисключением, понятно, Марининой, что своя в доску, службу знает и чепухи непорет) вообще не понимают, о чем, что и зачем пишут. Бредни какие-то. О работемилиции и следственных органов имеют самое приблизительное представление. Вголове, короче, нет ничего, трусиков не носят, водят к себе случайных знакомых,а на некоторых мужиков производят гипнотическое действие…

В создавшейся ситуации Левушку больше всего потрясли,конечно, не отсутствующие трусики, а поведение старинного друга.

Спору нет – Саня Александров всю жизнь был славным инадежным парнем, и в восьмой школе, где они со Львом вместе учились с первогопо десятый класс и позднее, когда сообща провалились на юрфак и ушли в армию:Лев в морфлот, а Саня в железнодорожные войска; и когда демобилизовались иразбрелись по новым учебкам: Лев поступил в школу милиции, потом на юрфак, аСаня от мечтаний юности напрочь отрекся и пошел в архитектурный институт… С нимпообщаться в густой лихорадке буден Льву всегда было – словно десять (двадцать,тридцать!) годиков с плеч сбросить, однако на Санином примере ему нынче вечеромстало ясно, что старческий маразм – это штука очень коварная, которая настигаетмужиков в еще не слишком-то преклонные года. Ну что такое в наше время сорокпять? В эту пору не только баба – ягодка опять, но и мужчина – фрукт в самомсоку. Однако если Лев чувствовал себя как надо, то у Сани явно наступилопреждевременное размягчение мозгов. У него даже взгляд сделался какой-тобараний, когда он смотрел на свою беспутную соседку. Она билась в истерике надэтим подстреленным незнакомцем (ага, ага, конечно, незнакомцем!), а Саня чутьне рыдал и, похоже, с усилием сдерживался, чтобы не заключить писательницу вобъятия. И это при том, что он с восьмого класса был влюблен в свою соседку попарте Таню Воронкову и женился на ней, чуть вернувшись из армии, и всю жизнь сней прожил, родив сына Ваську, и прославился как закоренелый однолюб…

Ничего себе – однолюб!

Главное дело, было бы из-за кого напрягаться. Верстаколоменская какая-то, таких женщин надо хранить в сложенном виде, какраскладушки. Левушка предпочитал уютных маленьких толстушечек, совершеннотаких, как Таня, бывшая Воронкова, ныне Александрова, и даже некогда был в неенемножечко влюблен. Но разве она могла устоять против Сани – пусть и неслишком-то взрачного, невысокого и тощеватого, однако безмерно обаятельного? Иразве можно было с ним, вундеркиндом чертовым, кому-то соперничать?

К слову сказать, Саня всегда, всю жизнь был среди друзейабсолютным лидером. Левушка мог при желании рассказать как минимум дюжинуисторий из их совместного детства и юности, когда Саня подбивал его на всякиепакости. Из некоторых они выпутывались, из некоторых нет (в девятом классе за«иллюминацию» на уроке физики, после которой практически выгорел кабинет, их неисключили из школы только потому, что Санина родная тетка возглавляла роно), исилы своего влияния дружок с годами не утратил. Конечно, как он ни просил не вызыватьмилицию, Лев тут ничего поделать не мог (прежде всего потому, что в милициюпозвонил врач «Скорой», и его трудно было осуждать: ведь он выполнял своипрямые обязанности, попробовал бы промолчать!). Однако Лев, повинуясь властномуСаниному тычку в бок, молчал, сцепив зубы, когда писательница нагло врала,будто знать пострадавшего не знает, ведать не ведает, дескать, он простоподнимался вслед за ней на крыльцо, может, шел к кому-то в гости в подъезд, атут пуля прилетела – и товарищ мой упал…

Но уж потом, когда обе машины разъехались (одна увезлабедолагу в больницу, другая умотала на следующий вызов, причем оперативник взялсо «случайной свидетельницы» слово утром явиться к следователю и отложил назавтра допросы ее соседей), когда они с Саней довели писательницу до квартиры(ох, как друг старательно обнимал ее за талию, чуть ли не уткнувшись носом внесусветное декольте и сочувственно сопя!), Лев Муравьев начал допрос инедвусмысленно намекнул дамочке, что хватит дурочку из себя строить, порарасколоться и сказать правду.

Без преувеличения – часа два они морочили друг другу головыбеспрестанным переливанием из пустого в порожнее, уже и рассвет скоро забрезжитза окном, и если бы не Саня, который выступал в роли миротворца и даже, вполнеосвоившись на писательницыной кухне, подносил враждующим сторонам то кофе, точаю, Лев уже давно открутил бы этой особе голову. Выводила она его из себяпросто невероятно, он даже и предположить не мог, что способен так завестисьиз-за какой-то бабы! Все, все в ней его раздражало, все казалось глупым,отталкивающим, неуместным, и ноги-то слишком длинные, и грудь слишкомвызывающая, и глаза чрезмерно большие, и ресницы чересчур густо накрашены!Поделом ей, что хлопья краски так и сыпались на подглазья!