Мир Чаши. Дочь алхимика - Филипп Крамер

Поместье встретило их привычной перекличкой и спешно готовящимся завтраком. Дяди не было — они с Лартом облетали окрестности, так что Жозефина получила краткую передышку перед тем, как ей предстояло рассказать, куда делись пять отличных скакунов.

И если б это было действительно самым неприятным…

— Дядя!

— Дитя!

Они обнялись, и Жозефина с тревогой всмотрелась в улыбку Гара:

— Все ли у вас хорошо?

— Жози, ты уехала вчера. Что с нами могло случиться! — Дядя пребывал в отличном настроении и немедленно присоединился к завтраку.

— В тот раз, едва мы уехали, на вас напали. И мне кажется, что все это было не вчера, а седмицу назад. И еще… вы не слишком устали от полета? — Она протянула уже написанное, но еще не скрепленное печатью письмо Ордису. — В столицу пришла война, дядя. И если мы не поможем, то она может охватить всю Чашу.

Жозефина коротко пересказала увиденное и услышанное; Гар слушал, сосредоточенно хмурясь и не глядя уничтожая яйца и летошнюю репу.

— Предводитель не придет в восторг от такого известия, но ты права, оповестить его мы должны. Я отвезу письмо, а ты, Жози, поговори пока с теми, кто нас послушает.

Взмахнув серебряными крыльями, Ларт унес своего Всадника в небо. Девушка вдруг остро ощутила, что если бы Виктор был с ней, он бы тоже носил ее над скалами и полями, над лесами и горными речками, теплый, живой, прекрасный. В небо ее мог бы поднять и Ларт, стоило лишь попросить дядю; Всадница тосковала по теплому присутствию своего Небесного Зверя, половины собственной души. С ним мир становился целым, и вместе они могли — все.

Что ж, если понадобится жизнь на то, чтобы найти его, она это сделает. Если же она погибнет, не исполнив задуманного… по крайней мере, их одиночество прекратится.

И как знать, быть может, Небесный Зверь и Небесный Всадник находят друг друга там, в благих Ветвях.

Жозефина вздохнула, отводя взгляд от небесной лазури, и отправилась обратно к чернильнице и перу.

Разбуженные соколы-письмоносцы терпеливо ждали, пока девушка замкнет между крыльев крошечную пряжку, закрепляя охватывающие пернатое тело ремни, и проверит, плотно ли закрыт лежащий на груди кожаный тубус, хранящий в себе кусок пергамента.

«Добрый сосед Ард!.. сосед де Стей…де Лардис…»

Семь птиц разлетелись во все стороны, неся весть от возрожденных Небесных Всадников.

Что бы ни решил Ордис — за столицу будет кому постоять.

Соколов еще можно было рассмотреть в ясном утреннем небе, когда с надвратной башни донесся крик дозорного:

— Конник на дороге!

Жозефина вышла встречать, и гонец — а точнее, добровольный помощник с хорошим конем и удачно легшей дорогой — со всем почтением передал ей письмо от Хранителя Яслей. «Люди несут Яйца Сущности, — писал Хранитель, — часть лежит под светилами и ждет пробуждения, а часть приходится пока хранить на нарочно устроенном складе, потому как Гнезд уже не хватает на все». Девушка поблагодарила конника за добрые вести и вручила ему ответное письмо с просьбой собрать и отдать кузнецам и шорникам сохранявшиеся в Яслях броню и упряжь для Зверей; тот — судя по всему, из мелких, но совершенно довольных своей долей рыцарей, при доме и хозяйстве — принял свиток, отсалютовал им, словно мечом, и унесся дальше на север.

Со двора доносились крики, смех, звуки ударов, рычание и ржание: бойцы собрали людей де Вардена, чтобы всем вместе отработать приемы боя. Небесные Звери, разумеется, тоже с удовольствием участвовали в общем веселье. Они легко уходили из-под ударов, проламывали щитовой строй, с необычайной ловкостью выскальзывали из смыкающегося круга, так что тот из бойцов, кому удалось задеть хотя бы кончик крыла, по праву мог считаться быстрым и смелым.

Ноги сами понесли Жозефину к сараю, где хранились древки для копий и лопат. Несмотря на успехи с луком и ножом, храмовый посох все еще оставался ее излюбленным оружием. Тело требовало движения, а дух — веселья, и общество для этого было самое подходящее.

Дочь Серебряных Пиков не посягала тягаться с обученными воинами умением и силой. Ее учили защищать себя и других, а не драться насмерть. Но отчего не испытать свою ловкость во втором ряду строя, разя копьем поверх щитов, или не выйти один на один! Тем паче что при недостатке воинского искусства ее смелость была смелостью истинной северянки и к тому же Небесной Всадницы.

Крик дозорного пробился через шум не сразу:

— Конник на дороге! Конник! С собакой!

Разгоряченные шуточным боем, Всадники первыми подбежали к воротам. Крепкие руки взялись за засов, сдвинули тяжелые бревна, и во двор мелкой рысью вбежала караковая кобыла, а за ней — большой лохматый пес в украшенном бляхами ошейнике. Вершник, осознав себя в безопасности, последним усилием выпутал ноги из стремян и сполз на руки Кайсе и Уилласу; из пробитого стрелой плеча наземь закапала кровь, заново пропитывая добротную стеганую свиту, по каплям унося и без того едва тлеющую жизнь.

— У меня послание для госпожи де Крисси… — выдохнул старик, даже не пытаясь подняться. Силы покидали измученное раненое тело и надломленный дух, и единственным, что еще держало его здесь, у Ствола Древа, был долг.

Жозефина разом узнала и коня, и седока, и собаку — и поняла, что пришла беда. С бьющимся вдвое быстрее против прежнего сердцем она двинулась к гостю, не глядя по сторонам. Люди уважительно расступились, пропуская ее к старику; верный пес вился у его ног, тыкаясь лбом в бедро и заглядывая в глаза.

— Серж, я здесь, — и повелительно махнула рукой своим бойцам: — Несите его в дом! Он ранен, — и вновь повернулась к старому конюху: — Серж, потерпи еще немного. Рана не опасна, я вылечу тебя…

— Госпожа… — Старый слуга, найдя ее глаза, больше не смотрел ни на что другое. — Не надо меня лечить… Мне недолго осталось, только сказать вот еще успеть… — Крепкие парни несли его через двор, и Жозефина шла рядом, сжимая в ладони иссохшую, слабую руку — как только эта бессильная ладонь удерживала поводья на рысях! — а Серж все говорил, и слова его были страшны: — В столицу можете не возвращаться, некуда там идти… Я же говорил, лошадки — они у единорогов в родне, только они и вынесли… Дом полыхнул хуже прежнего, твари отовсюду повылезли… Вы не думайте, наши сражались как могли, и солдатики помогали, только много тварей было, и сильные очень. Меня вот только Илка и спасла…

Караковая стояла у дверей конюшни, не слушая увещеваний местного конюха, и с выражением полного отчаяния на длинной умной морде смотрела вслед стремительной процессии. Серж глядел на одну только свою госпожу, и сияние жизни в его глазах медленно заступал, застилал Покой.