Мое непреклонное сердце - Джо Гудмэн

— Из-за Понтия Пайна, — сказала она ему.

— Из-за этого карманника?

— Да, того самого. Колин, ты ведь прекрасно знаешь, что во всем мире нет другого Понтия Пайна.

Он сильно потянул ее за косу, так что она упала навзничь. И когда он прижался к ее губам, почувствовал, что они смеются. Потом он вдруг ощутил сильное желание. И в первый раз за все время, что он жил в Уэйборн-Парке, Колин пожалел, что рядом были близнецы. Позже он никак не мог забыть, как они помчались через ручей на помощь к Мерседес, поднимая тучи брызг. Неужели они подумали, что он хочет ее побить?!

Колин обнаружил, что улыбается. Да, они точно так и подумали.

Он тут же забыл про Понтия Пайна в рукопашной схватке с близнецами. Колин схватил Бриттона за локти, когда тот бросился на него, и перекинул через голову. Мерседес отскочила в сторону и случайно подставила подножку Брендану. Он рухнул прямо под ноги Колину и подвергся безжалостной щекотке.

Мерседес смотрела на все это ясными серыми глазами, а на губах играла мягкая улыбка. Совершенно бессознательно она положила правую руку на живот, представив, что Колин играет со своими собственными детьми. Они никогда не говорили о детях, но иногда после близости он вдруг осторожно прикасался к ее животу и нежно поглаживал его. Он, наверное, тоже делал это бессознательно, не подозревая, что доставляет ей ни с чем не сравнимое удовольствие.

Если она еще не носит в себе его ребенка, то это не потому, что они что-то делали не так. По настоянию Колина они переселились в другие комнаты в южном крыле. Теперь у Мерседес была отдельная спальня, но она там еще ни разу не спала. И даже не пыталась.

Быть рядом с Колином по ночам стало одной из приятных привычек. Он крепко засыпал в ее объятиях, и его легкое ровное дыхание действовало на нее успокаивающе, словно горный поток. И она тоже сладко засыпала, обласканная и убаюканная. Ей уже не нужно было чутко прислушиваться к каждому скрипу и шороху в коридоре, с ужасом ожидая приближения графа.

Иногда в ранние утренние часы, когда первые лучи солнца проникали в их комнату, Мерседес, просыпаясь, обнаруживала себя в любовных объятиях супруга. Она не могла понять, кто из них первым начинал ласки и поцелуи, приводившие их к соитию, но ей нравилось, что их стремление друг к другу выходило за пределы осознанного желания и что следствием этого было чувство полного умиротворения.

То же чувство покоя снизошло на нее и сейчас, когда она наблюдала, как Колин искусно свел борьбу с хохочущими и визжащими от восторга близнецами к их полней-шей капитуляции. К глазам подступили слезы, вызвавшие знакомую боль в горле. В этот момент она и не пыталась скрыть ни своей радости, ни этих слез. Сердце ее переполнилось счастьем, и это отразилось в кристальной чистоте ее серых глаз.

Мерседес и не заметила, что потасовка закончилась и что теперь она сама является объектом наблюдения. Первым подбежал Брендан.

— Мерседес, у тебя все в порядке?

Бриттон опустился на колени рядом с братом. Он положил свою маленькую ладонь на руку Мерседес.

— Мы же играли, — сказал он ей. — Смотри — мы все целы. Никто никого не поранил.

Мальчики переглянулись, потом испуганно посмотрели на Колина, потому что слезы из глаз Мерседес потекли еще сильнее. Колин легонько отстранил их, обняв обоих за плечи.

Колин протянул Мерседес руку. Она с готовностью ухватилась за нее, и он поднял ее на ноги. Она спрятала лицо у него на плече и почти повисла на нем, цепляясь за его рубашку как за свое спасение. Обернувшись через плечо, Колин обратился к близнецам:

— Все хорошо, ребятки. Это она от счастья.

Бриттон с Бренданом молча обменялись смущенными, растерянными взглядами.

— Поверьте мне, — сказал Колин.

И они поверили. Не дожидаясь, пока их попросят, они, как резвые послушные щенки, мелкой трусцой побежали к дому.

Губы Колина были где-то возле уха Мерседес.

— Ты ведь счастлива, правда? — прошептал он. Она кивнула. И, всхлипнув, уткнулась заплаканным

Лицом ему в рубашку. Он тут же сунул ей в руку носовой

Платок.

— Прости, я совсем не хотела использовать для этого твою рубашку, — сказала она. Он не слушал ее.

— Вытри нос.

Она повиновалась. На ресницах у нее блестели слезы. Когда она моргала, они скатывались ей на щеки.

Колин взял у нее из рук платок, сложил его и осторожно вытер ей лицо. Он целовал ее веки, влажный рот.

— Мерседес, — сказал он голосом, полным обожания.

Сердце ее снова переполнилось. Опять подступили слезы. К горлу подкатил комок.

— Люби меня, — прошептала она.

Шум воды заглушал ее нежные вскрики и нетерпение в его хриплом голосе. Они сбросили с себя мешавшую им одежду и весь груз условностей. Она угадывала его желания и отвечала на его страсть. Он прижал ее к себе и отдавал ей себя.

Их руки переплелись в объятиях. Их губы слились. Его ладонь парила над ее грудью. Они чувствовали, как воздух между ними накаляется. Их разделяло только предвкушение удовольствия.

Она провела языком по его плечу. Солоно и кисло. Горько и сладко. Здесь смешались все вкусы, все ощущения. Она двинулась ниже, чувствуя, как вибрирует его кожа и каким прерывистым становится дыхание. Она взяла в рот его плоть, его пальцы запутались в ее волосах. Он закрыл глаза. Окруженный влажным теплом ее губ и языка, он сдался, и каждый получил то, что хотел.

Их тела переплелись. Она очутилась под ним, и ее бедра стали укачивать его, как в люльке. Она помогла ему войти. После первого толчка он затих.

Ее глаза светились. Он видел, как зрачки в них темнеют и расширяются. Губы ее раскрылись, так что виден был кончик языка. Она сжала мышцы, и это было ему сладким мучением. Он поцеловал ее сильно и нежно. Она засмеялась, когда он задвигался внутри нее.

Потом был только шум воды и шелест листвы над головой. Их дыхание успокоилось и сердца бились ровно. Солнечный луч скользнул по ее обнаженному плечу и высветил скульптурные линии его лица.

— Я больше не боюсь, — сказала она. И хоть это признание было произнесено спокойным, тихим голосом, в нем прозвучало откровение. Мерседес подняла голову, чтобы лучше видеть лицо Колина.

— Я так долго боялась, что совершенно равнодушна к этому. Страх притуплял все мои чувства. — Она искала в его лице следы понимания. — И у меня никогда не было других ощущений.

Едва заметная улыбка промелькнула на губах Колина. Он всегда знал, что она сдерживает себя, чувствовал ее осторожность даже тогда, когда она думала, что отдается ему полностью.

— А теперь? — спросил он.

— Я люблю тебя, — ответила она. Она сказала это свободно и весело. И повторила это еще раз так, будто говорила впервые, прислушиваясь к словам и понимая их смысл.