Псалом бурь и тишины - Розанна А. Браун

Малик открыл глаза. Он уснул, сам того не заметив. Костер догорел, на его месте остались только тлеющие угли. Перед входом в пещеру висела тьма – значит, утро еще не настало.

– Да?

– Ты не боишься заразиться чумой?

– Ну, я уже столько раз чуть не умер, что перестал об этом беспокоиться.

Карина усмехнулась, потом тихонько вздохнула, когда Малик прижался лицом к ее шее. Он медленно поглаживал ее большой палец. Прошли минуты – или часы, и затем:

– Малик?

– М-м-м?

– Ты видишь призраков, так ведь?

Поглаживание прекратилось. В этот маленький спокойный уголок снова ворвалось все, что они оставили позади.

– В каком-то смысле. Но не всех мертвых. Только тени.

Карина пошевелилась, и Малик поборол желание крепче прижать ее к себе.

– Ты видел тень Тунде?

Стена, которую Малик возвел вокруг воспоминаний о погибшем друге, обрушилась. В пролом хлынула печаль, и оторопь, и ревность, и Малику ничего не оставалось, кроме как пережить их заново.

– Может, и видел, не знаю. По виду они почти не отличаются одна от другой. Но я думаю, что в качестве теней возвращаются только те люди, у которых на земле осталось какое-то незавершенное дело. Тунде прожил хорошую жизнь, не думаю, что у него была причина здесь задержаться.

Но кто мог точно сказать, что Тунде не было среди теней, повсюду следовавших за Маликом, и что он не видел, как девушку, которую он так долго любил, держит в объятиях другой мужчина? Что, если они снова предают его, не давая ему покоя даже после смерти?

Малик чувствовал, что в голове Карины вьются похожие мысли.

Однако их было недостаточно, чтобы они оторвались друг от друга.

Призвав на помощь все свое мужество, Малик задал вопрос, мучивший его с того самого мгновения, как он увидел в груди своего друга зияющую рану.

– Карина, как умер Тунде?

Шум дождя уже оглушал. В нем тонули все остальные звуки. Завтра наверняка придется пробираться затопленными тропами. И под аккомпанемент этого ровного мощного шума Карина заговорила. Ее речь лишена была искусной размеренности, присущей речи гриота, и один раз она стала заговариваться от лихорадки, а потом пришла в себя и начала сначала – но Малик слушал, не пропуская ни одного слова.

Она говорила о маленькой девочке, которая имела все, о чем только можно было мечтать, но однажды случайно уничтожила собственный мир и затем многократно пыталась восстановить то, что восстановить уже было нельзя. Как она оплакивала мертвую сестру и одновременно ревновала ее. Как она столь часто не соответствовала тому, чего от нее ожидали, что и сама привыкла считать, что ни на что не годна.

А затем Солнцестой. Царицу убили. Она узнала о существовании магии. Обнаружила заклинание, с помощью которого можно было все исправить, – но для его исполнения необходимо было сердце царя.

– Я не могла себе представить, что мне придется выбирать между тобой и Тунде. И я всеми силами старалась предотвратить такой исход, при котором должна была бы сделать этот выбор. Но в итоге остались только вы двое, а от Обряда Воскрешения я могла избавить только одного из вас… И я выбрала тебя.

В голове Малика разворачивались воспоминания о безумной неделе Солнцестоя. Он понял, что в тот момент Карина вовсе не отвергла его, а наоборот.

Карина горько усмехнулась.

– Теперь ты понимаешь, почему я обязана принести себя в жертву? Из-за меня погибло столько людей. Их жертвы не будут напрасными только в том случае, если я погибну. Это все, на что я гожусь…

Она вскрикнула от удивления, когда Малик перевернул ее, чтобы они оказались лицом к лицу. Он вытер ей слезы и провел пальцем по носу. В ее глазах промелькнула растерянность.

– Что ты делаешь?

– Моя мать так нас успокаивала. Обычно этот способ используют, когда дети совсем маленькие, но я подумал, вдруг поможет.

– Почему ты это делаешь? Ты ведь должен меня ненавидеть. – Она всхлипнула.

Это уж точно. Их список злодеяний по отношению друг к другу написан кровью, они будут помнить их до конца жизни.

Но таким же длинным был и список их попыток спасти друг друга. Он и Карина сражались друг за друга еще до того, как кто-либо из них осознал это. Доверившись слепому чувству, она спасла его от Обряда Воскрешения, и теперь он тоже готов был идти наперекор богам и стихиям и доставить ее на эту гору.

Малик прижал ее к себе и поцеловал в лоб.

– Потому что ты достойна этого, независимо от того, что заставило думать тебя иначе.

Старые сказы о любви, которые знал Малик, повествовали о громких признаниях и красивых жестах. Но она была прямо там, в их маленькой пещере, когда Карина, размазывая сопли самым отвратительным образом, плакала у него на груди. И Малик осознал, что любовь больше похожа на брошенный в пруд камешек, на незаметный переход с одной страницы истории на другую. Но волны, которые исходят от нее, меняют то, как ты видишь мир, и тебя самого.

Эта ночь была очень далека от страстной, и в ней было значительно больше соплей, чем Малик мог ожидать от ночи с девушкой, однако она была гораздо значительней, чем даже та, когда они жарко целовались в совместном сновидении, потому что сегодня их близость была реальной: неуклюжие тычки локтями, и слизь, и все остальное. Эта девушка украла его сердце, а он даже не расстроился – потому что на самом деле кто-либо не может украсть то, что уже ему принадлежит.

Даже небо не может плакать вечно, и постепенно дождь стих. Слезы Карины высохли еще раньше. У Малика занемела рука, на которой лежала ее голова, но отодвигаться он не хотел.

– Малик?

– Меня так зовут. Да?

Она посмотрела ему прямо в глаза.

– Обещай мне кое-что.

– Ты опять про луну?

Карина улыбнулась слабой улыбкой. Малик не знал, что нравится ему больше – сама улыбка или факт, что это он ее вызвал.

– Нет, не про луну. – Она закашлялась. – Обещай мне, что, если мы не найдем целительниц или они не смогут мне помочь, ты совершишь Обряд Обновления.

Просьба обрушилась на него, словно поток ледяной воды.

Она просила его убить ее, а ему казалось, будто в ее груди бьется его собственное сердце. Он хотел было отказаться, но она не сводила с него глаз, и он понял, что эту битву он проиграл еще до ее начала. Поэтому он прижался лицом к ее пышущей жаром шее и прошептал обещание.

* * *