Псалом бурь и тишины - Розанна А. Браун

еще один! – предложил баба и поставил ее пальцы в нужное положение. Карина чувствовала себя так хорошо и спокойно, как никогда в жизни.

Держись, Карина, не сдавайся.

Она в растерянности наморщила лоб.

– Меня кто-то зовет.

– Я не слышу. – Баба протянул ей руку. – Пойдем погуляем. Сегодня такой прекрасный день.

Карина знала, что если они возьмутся за руки, то будут гулять и гулять, пока не загудят ноги, и болтать обо всем и ни о чем. Если она рядом с отцом, ничего плохого случиться не может.

Карина протянула руку. Но заколебалась.

– Ведь сейчас совсем не день, – сказала она, и действительно, над ними висело множество звезд. Некоторые из них были маленькими и похожими на обычные звезды, а некоторые крупными и напоминали небольшие солнца. Они с баба стояли по щиколотку в лунном свете, теплом, как нагревшаяся за день вода.

И этот голос. Он доносился отовсюду и ниоткуда и все просил ее вернуться.

Но вернуться куда?

Баба снова сказал:

– Пойдем погуляем.

Карина знала, что нужно сказать «нет», но не понимала, откуда она это знает. Звавший ее голос пропал, без него она стала маленькой и испуганной – а отец был рядом, рядом с ним с ней ничего не случится. Поэтому, когда он опять протянул ей руку, она ее взяла.

И они пошли.

39. Малик

Малик знал этих людей.

Не всех, конечно: в лагере собрались беженцы со всех концов Эшры, в которой жили люди разных культур. Малик не мог знать каждого эшранца – как одна песчинка в пустыне не может знать все остальные.

Но жителей Обура он узнавал. Они составляли примерно половину лагеря, а это означало, что землетрясение пережила примерно треть города. Вот Элейкум, который однажды на спор столкнул Малика в колодец, – перековывает сонного мула. Вот сестры Аккун – перешептываются и косятся на Малика.

Все они остались точно такими же, как он их помнил, но сам он стал совершенно другим человеком. И это чувствовалось во взглядах, которые они бросали на него. Они смотрели на него, как на чужака, не узнавали.

Но он помнил не только тех, что окружали его сейчас. Перед его глазами стояли и лица его соседей и знакомых, не переживших землетрясения. Заразившиеся чумой содержались в отдельной части полой горы, и ежечасно кто-нибудь еще заходился кровавым кашлем. Урожай погиб, жилища разрушены, близкие мертвы – народ Малика прошел через суровые испытания. Даже если они с Кариной совершат обряд, память о пережитых напастях сохранится во многих поколениях эшранцев.

Проходили минуты, и каждая отгрызала маленький кусочек от остатков его самообладания. Он понятия не имел, что знахарки делают с Кариной, – их целительские приемы являлись тайной даже для эшранцев. Рассказывали, что эти знания были дарованы людям старыми богами, которых почитали в Эшре до того, как зиранцы насильно внедрили здесь систему Сизигий.

Малик не знал, кем были эти старые боги и существовали ли они вообще, но всей душой надеялся на их благосклонность, потому что жизнь Карины сейчас находилась в их руках.

Хотя Малик так и собирался сидеть возле палатки до тех пор, пока не получит вестей о состоянии Карины, жители Обура имели на него другие планы. Не прошло и часа, как к нему подошли несколько мужчин с импровизированным оружием в руках – явно самопровозглашенные защитники лагеря. Они велели ему идти с ними, так как его призывают старейшины.

Его отвели в большую палатку, поставленную внутри кольца высоких аметистовых сталагмитов у дальнего края пещеры. Каждое эшранское поселение управлялось девятью старейшинами – по одному от каждого рода, – но старейшин Обура здесь было всего шесть. Малик с горечью подумал, что трое, очевидно, погибли при землетрясении либо были съедены саранчой.

Вожди Обура пристально смотрели на Малика, и он с ужасом почувствовал, как его начала бить дрожь. После того, как его к ним приводили в последний раз, его избили до полусмерти, изгоняя из него магию. И они ведь почти преуспели. От страха он перестал различать их лица и в каждом видел Фарида, готового за непослушание переломать ему все кости.

Заговорил самый старый из них – старейшина Аддо.

– Юноша, ты доставил нам немало неприятностей. Мало того что ты притащил в наше убежище зиранскую принцессу, разведчики доносят, что в долину утром пришли отряды воинов. Кто ты таков и какая нелегкая принесла тебя к нашему порогу?

Из-за страха Малик с трудом воспринимал речь старика, но все же понял заданный ему вопрос.

Старейшины его не узнали. Они неделями держали его взаперти, мучили его – и ни один из них не вспомнил, кто он такой.

– Разве вы меня не узнаете? – спросил он. – Вы помните Рахилу Хилали? Помните, что вы сотворили с ее сыном?

Повисла долгая пауза, затем старейшина Аддо вскинул брови:

– Во имя Котоко, я… я тебя помню. Манса?

– Малик, – тихо сказал он. Даже забавно. Он каждый день вспоминал о том, что эти люди с ним сделали, а они даже имени его не помнят. – Меня обвинили в том, что я колдун, и вы посвятили несколько недель тому, чтобы отбить у меня желание заниматься этим делом.

Старейшина неловко кашлянул.

– Мы здесь не для того, чтобы обсуждать прошлое. Мы обязаны решать насущные проблемы. По правде говоря, тот факт, что ты один из нас, несколько усложняет дело. Ты должен понимать, какой опасности ты нас всех подверг, привезя сюда принцессу Карину.

Малик со злобой подумал, что даже спустя столько лет в нем жив инстинкт упасть перед старейшинами на колени и просить прощения. Естественно, он знал, что Фарид пошлет за ним погоню, но ничуть не сожалел о том, что доставил Карину в безопасное место.

– Почему ты вообще путешествуешь с принцессой? – спросил другой старейшина – он был такой низенький, что не мог, сидя на стуле, достать ногами до земли. – Кто ты ей и кто она тебе?

Самыми презираемыми людьми среди эшранцев были предатели, выбравшие сотрудничество с оккупантами-зиранцами. Малик видел, что старейшины проигрывают в уме разные отвратительные варианты того, как он мог оказаться спутником принцессы. Он вдруг почувствовал себя грязным зиранским прислужником, изменившим своему народу.

– Я у нее в великом долгу, – сказал он. – Духи моих предков не дадут мне покоя, если с ней что-то случится. И я смогу его воздать.

Старейшины продолжали пристально смотреть на Малика. Его лицо запылало. Старейшина Аддо щелкнул языком.

– В любом случае, возможно, еще не поздно повернуть сложившуюся ситуацию к нашей выгоде. Принцесса Зирана