Узкий коридор - Джеймс А. Робинсон

Переход в коридор создал условия для развития свободы в Польше, которая быстро построила устойчивую демократию с помощью своего в высшей степени мобилизованного гражданского общества. Ее достижения в области демократической политики и гражданских прав убедили Европейский союз принять Польшу в свои члены. Тем не менее переход в коридор не породил тут же свободу, которая зародилась только после того, как в действие вступил эффект Красной королевы. В 2015 году к власти пришла партия «Право и справедливость», подвергшаяся санкциям со стороны Европейского союза за попытку подорвать независимость Верховного суда. Свобода – это всегда не результат, а процесс, тем более в странах, десятилетиями страдавших от деспотического правления.

Когда генерал Ярузельский весной 1989 года начал переговоры с «Солидарностью», Горбачев предложил свой тщательно разработанный вариант демократизации Советского Союза. В ходе этого процесса в мае 1990 года председателем Верховного Совета РСФСР был избран Борис Ельцин. В августе того же года Ельцин произнес свою знаменитую обращенную к региональным лидерам фразу: «Берите столько суверенитета, сколько сможете проглотить». После этого советские непримиримые консерваторы попытались совершить государственный переворот и арестовать Горбачева. Ельцин бросил им вызов, выступив на танке во время уличных протестов. К концу года Советский Союз прекратил свое существование, а летом 1991 года Ельцин был избран на новый пост президента России. Его платформа, на основе которой он выступил против коммунистов и консервативных националистов, включала радикальную программу рыночных реформ, подобных польским. Демократия, экономические реформы – все походило на то, что российское деспотическое государство наконец-то удалось укротить.

Для исполнения экономической программы Ельцин выбрал Егора Гайдара, а Гайдар, в свою очередь, привлек Анатолия Чубайса для приватизации государственной промышленности. Гайдар и Чубайс разработали стратегию по передаче основных советских активов в частные руки. Начиная с весны 1992 года правительство начало продавать небольшие предприятия, такие как магазины и рестораны. Люди могли приватизировать свое жилье бесплатно или почти бесплатно. В конце 1992 года Чубайс перешел к крупным предприятиям. Крупные и средние предприятия должны были продавать 29 процентов своих акций на «ваучерных аукционах», и в октябре 1992 году каждому взрослому гражданину Российской Федерации были выданы ваучеры номинальной ценностью в 10 000 рублей, которые можно было приобрести в местных отделениях Сбербанка всего за 25 рублей. К январю 1993 года свои ваучеры приобрели почти 98 процентов россиян. Их можно было продавать или использовать на аукционах для приобретения акций конкретных компаний во время их приватизации.

Первые аукционы прошли в декабре 1992 года. Всего в таких аукционах приняли участие около 14 000 предприятий. Но большинство активов этих фирм перешло их рабочим и управляющим. Закон позволял рабочим и управляющим приобретать 51 процент акций предприятия по льготной цене и при использовании собственных фондов предприятия. Фактически же большинство приватизируемых компаний досталось по огромным скидкам «своим» людям. Даже широко распределенные акции впоследствии были концентрированы. В 1994 году рабочие в среднем владели 50 процентами российских предприятий; к 1999 году этот показатель сократился до 36 процентов. К 2005 году 71 процент средних и крупных промышленных предприятий и коммуникаций принадлежал единственному акционеру, владевшему половиной акций.

Самым противоречивым этапом приватизации были так называемые «залоговые аукционы» 1995 года, во время которых наиболее ценные государственные активы в энергетическом и сырьевом секторах достались группе лиц с политическими связями, пообещавших поддержать повторную избирательную кампанию Ельцина. Сработало это следующим образом. Государственные пакеты акций в двенадцати крайне прибыльных компаниях энергетического сектора были использованы в качестве залога для получения кредита у банков. Если правительство не возвращало кредиты, то банки получали право продавать акции. В действительности правительство и не собиралось возвращать долги. С ноября 1996-го по февраль 1997 года оно продало акции таких энергетических гигантов, как ЮКОС, «Сиданко» и «Сургутнефтегаз», и в каждом случае акции приобретали сами же банки на аукционах, к которым не допускались посторонние или на которых не учитывались посторонние предложения. После повторного избрания Ельцина в правительство вошли два участника этих сделок, Владимир Потанин и Борис Березовский. Березовский и еще один олигарх, Владимир Гусинский, доминировали над средствами массовой информации, контролируя две общенациональные телекомпании.

Тем временем Ельцин добился принятия конституции, обеспечивавшей сильную власть президента. Никто не мог противостоять ему, и, в отличие от Польши, во время переходного периода в России не произошло мобилизации общества. Никто не выступал в больших количествах против «залоговых аукционов», и Ельцин выиграл свою повторную избирательную кампанию за счет средств своих новых сторонников. Новая российская элита воспользовалась своей властью для выбивания уступок со стороны государства. В 1996-м министерство экономики объявило пиво безалкогольным напитком, чтобы крупнейшие пивоваренные заводы России могли избежать повышения налогов. Но все это происходило в рамках потенциально деспотической формы правления, и после ухода Ельцина в отставку представители элиты стали жертвами Владимира Путина. Вместо развития «либерально-демократического» государства, на что надеялись западные представители в 1990-х годах, после 2000 года возник новый тип деспотизма, развивавшийся словно по старым советским учебникам.

Одним из тех, кто наблюдал это изнутри, был Александр Литвиненко. Он был оперативным работником ФСБ (Федеральной службы безопасности) России, организации-преемника советского КГБ (Комитета государственной безопасности), размещавшейся в том же здании на Лубянской площади. Начиная с 1994 года Литвиненко и сотрудники ФСБ были тесно вовлечены в войну с сепаратистами в Чечне. Как утверждал Литвиненко, «тайные службы пользовались большой операционной свободой: они могли задерживать, допрашивать и убивать без правовых ограничений» – как в старые добрые дни, и все это во время «перехода к рыночной экономике». Позже правительство учредило новый и в высшей степени секретный отдел ФСБ с аббревиатурой УРПО, занимавшийся различного рода «деятельностью», и Литвиненко был переведен в него. Он объясняет:

Это была не совсем та шоковая терапия, которую представляли себе западные экономисты, но показательная для понимания того, что подразумевалось под новыми действиями служб безопасности. Они не останавливались на планах убийства друзей президента. Сотрудники этих служб накапливали огромные состояния, сотрудничая с наркобаронами и прибегая к крупным вымогательствам и рэкету. Литвиненко вспоминал, как