Ретенция - Илья Мартынов

Бок и шея немного затекли, я привстаю, доползаю до стенки. Какое-то время лежу, облокотившись на бетон. Усаживаюсь, упираясь острыми остистыми отростками позвоночника в стену. Больная нога напоминает о себе поднывающей болью. Ворох мыслей шуршит в голове. Прогоняю мысль об обиде на Раварту, может она, и правда не говорит мне о чём-то, что я пока ещё не должен знать. Главное, чтобы потом не стало поздно. Холод бетона проникает в тело через позвоночник, но мои мысли вышли из тела, они далеко, там в больном мире моего прошлого. Пытаюсь вырваться из потока мыслей, глядя на пол, усыпанный пупырышками и вмятинками. Лунки пупырышек перемешиваются с исказившимся от гнева и обиды лицом Кристини.

Там на вокзале. В день, когда мы расстались. Возможно, это была та точка, где всё ещё можно было остановить… «А можно ли было?» – через секунду спрашиваю я себя. Наверное, в жизни каждого есть такие особенные моменты, реперные точки. Знаковые переломные ситуации. Нам кажется, что они исказили линию событий, всё развернули, сломали, иными словами, сделали всё другим, заставив жизнь кардинально измениться. Жаль, что моя узловая точка оказалась завязанной на расставание с Кристини.

Зачем я сейчас вообще об этом думаю? На потолке маячат чёрные токи вмятин, и молнии трещин в бетоне. Точки разъезжаются в разные стороны, а молнии плывут. Перед глазами возникает темнота, слабость клонит в сон. Засыпая, я успеваю поймать себя на мысли, что мне не приснится кошмар, потому что вряд ли можно придумать что-то кошмарнее происходящего наяву.

Разлапистая еловая ветвь бьёт меня по носу. Вокруг аромат хвои. Щебетание птиц обволакивает ушные раковины. Лес. Я никогда ещё ему так не радовался, и одновременно также сильно не боялся. Я разворачиваю голову, и тут же в шею впиваются иголки с еловой ветки. Пытаюсь их убрать, но не получается. Боль растекается от шеи до плеча. Неужели укол еловой иголкой бывает таким болезненным? Руки и ноги словно парализует. Нет, это не наяву, я во сне. Пора отсюда выбираться.

Щели глаз размыкаются, и яркий свет бьёт в зрачки. Потолок двигается, яркие треугольники ламп бегут над головой. Руки и ноги – обмякшие верёвки. Слева в области шеи колит. Вероятно, мне ввели через иглу препарат, расслабляющий мышцы, чтобы я не дёргался. Куда это меня волокут? Я мычу, губы едва шевелятся, в языке словно кол, не дающий ему пошевелиться. – Давай, заноси его, – слышится голос одного из солдат.

Моё тело плюхается на металлический стол. Голова случайно разворачивается влево, и я вижу, что на соседнем столе лежит Раварта. Её волосы свешены вниз и напоминают вспененный водопад волнистой воды. Взгляд устремлён вверх. Он совсем стеклянный, мёртвый и холодный как лёд. Она тоже парализована.

Я начинаю мычать, чтобы подать сигнал в её сторону. Сперва ничего не происходит, но через пол минуты я слышу ответное мычание. Она ещё жива. Что с нами собираются сделать? Пытаюсь рассмотреть оборудование вокруг, но тут же мою голову быстро разворачивают. Теперь перед глазами только свет с потолка. Моргается совсем с трудом. Умно вколоть миорелаксант, чтоб мы не дёргались. Да ещё какой-то необычный, такой, что мы можем дышать, н не можем двигаться. Что теперь с нами сделают? На эксперименты?

– Блокады белков подготовьте через два часа. Пускай пока лежат, – чей-то строгий женский голос раздаётся со стороны моих ног.

– Хорошо. Какова глубина? – принадлежащий молодому мужчине.

– Гипоопкампальные структуры, височные, всё как обычно. Дозировки стандартные, – утомлённо отвечает голос женщины. А пока залатайте рану у него на ноге, чтоб не гноилась. Нам это не к чему.

– Слушаюсь.

– И с ухом тоже разберитесь, – добавляет она словно невзначай.

Женщина уходит, кто-то возится с какими-то склянками и чем-то ещё вокруг нас. Запах палёного мяса, ощущение давления в области раны на ноге. Тень человека нависает над моей головой, я стараюсь не елозить глазами, из-за этого не получается рассмотреть, что он там делает.

Через пятнадцать минут шорох прекращается, раздаётся звук удаляющихся шагов и створки дверей смыкаются. Мы одни в лабораторной операционной.

Да, над нами точно собираются экспериментировать. Так просто стать лабораторным животным в руках других животных. Лучше ли мы поступали в нашей лаборатории, когда препарируем крыс на операционном столе? От омерзения хочется заплакать, но глаза лишь слегка увлажняются. Она сказала «стандартные дозировки» – видимо тут частенько проводят нечто подобное. Я вспоминаю Агафию и других своих коллег. Как они там сейчас без меня? Что им наговорили? В прочем, это уже неважно. Сейчас на нас с Равартой поставят опыты и пустят на лабораторную мясорубку.

Мы лежим около часа, всё тело кажется резиновым как надувная лодка. Мы как-то катались с Патриком и ещё несколькими ребятами на одной из таких по лесному болотистому озеру. Когда в ней ходишь, то кажется, что нога вот-вот провалится в холодное водяное желе дна. На ощупь материал лодки похож на резиновую отбивную. А всего-то заблокировали нормальный ток нервных импульсов к мышцам. В губе неприятно колет, словно от слабого разряда электричества. Колючий ток спускается к подбородку. Губа начинает дёргается. Чего это она? Нет! Это же я сам ею шевелю! Действие препарата ослабляется. Язык становится мягче, солоноватый вкус сигнализирует о возвращении чувствительности.

– Рав, – сиплю я, пытаясь повернуть голову в её сторону.

Нет ответа.

– Рав, ты как? – едва шлёпаю губами. Тишина пугает меня сейчас больше всего. Наверное, она пока не разморозилась, поэтому и молчит.

Створки дверей размыкаются. В комнату входят несколько человек. Они что-то бурно обсуждают между собой.

– Предлагаю дождаться до завтра, когда мы будем в Мингалосе на базе, – раздаётся чей-то низкий, властно звучащий мужской голос у моих ног. – С утра сразу же и приступим к операции.

– ДНК пришвартуется уже сегодня вечером.

– Это верно, но окончательно здание будет стабилизировано только к полуночи. Это может мешать нам проводить операцию.

«Операцию???» – думаю я с холодеющим внутри меня сердцем.

– Я бы не хотела тянуть…но, в прочем, они же никуда не денутся, – произносит тот же строгий женский голос. – Пусть до завтра валяются. Вечером подколите им ещё, чтоб спали и не дёргались.

– Как скажете, мэм. Тогда я пока займусь делами в третьей лаборатории.

Возня вокруг, звуки удаляющихся шагов и смыкающихся створок дверей. Мы вновь одни. Что они хотят с нами сделать? Видно, что-то серьёзное. Сегодня вечером мы опять в Мингалосе. Не успели сбежать, как вернулись обратно.

Я предпринимаю несколько попыток достучаться до Раварты, но с её стороны лишь тишина. Может, она уснула? Ощущаю, как с каждой минутой действие препарата становится всё слабее. Через полчаса я приподнимаю голову, но шея ещё слабая. Раварта лежит с закрытыми глазами. Уснула? Проходит ещё около трёх, а может и четырёх часов, прежде чем в моё тело возвращаются силы крутить шеей и сжимать руку в кулак.