Ретенция - Илья Мартынов

Она обнимает меня, прижимаясь к моей шее. Её губы прохладны от воды.

– Я Трэй Коулман, – твёрдо произношу я. – Ни корпорат, ни восстановитель. С ярлыками покончено.

Она на мгновение отрывается от моей шеи, смотрит на меня, но я устремляю взгляд вперёд.

– Я люблю тебя независимо от того, с кем ты, – внезапно произносит она и прижимается к моей шее ещё плотнее. Теперь её губы горячи, словно вопылали от вдохновения.

Какое-то время мы стоим так, пока я не возвращаю нас обоих в реальность.

– Нам пора двигаться дальше. К новой жизни, – произношу я. «Надеюсь, это реперная точка приведёт нас обоих к чему-то хорошему», - хочу произнести я, но сдерживаюсь.

Мы вытаскиваем из шкафа всю воду и все сэндвичи с сыром, берём несколько батончиков с шоколадом, десять небольших кексов, Раварта выгребает пачки с яблочными палочками.

– Надеюсь, корпорация не сильно обеднеет после нашей зачистки их продовольственных запасов, – злорадно улыбается Раварта, запихивая несколько кексов в подол майки и завязывая узлы на ней же.

– Ты похожа на кенгурушку, – замевю я, – очень милую кенгурушку.

– Или беременную кенгурушку, – хихикакет она.

– Милую, беременную кенгурушку, – добавляю я, одаривая её нежным взглядом.

– Ты тоже мило смотришься с распиханными по карманам сэндвичами и поллитровыми бутылями в руках, – хихикает она.

Мы сытые и утолившие жажду идём по широкому коридору с роскошными убранствами. Происходящее похоже на безумие. Ещё с утра нас собирались убить. Потом отвези на эксперименты, а теперь вот мы идём.

– Кстати, сколько сейчас времени, ты не в курсе?

– Не знаю, – она пожимает плечами.

– А сколько я продрых сегодня?

– Ну часа два – три, я тоже дремала, правда уже глаза слипаются.

– Надо ещё немного пройти, потом придумаем как заночевать.

Мы прибавляем шагу. Какое-то время молча вертим головами по сторонам, пока каждый не погружается в свои мысли. Она, наверное, думает о Тоде и своих друзьях-восстановителях. Я иду и перебираю всех тех, кто отдал жизнь в этой войне Марвин, Арго, Снор, Хенрик… В какой-то момент вновь думаю о Никсе. Её бледное, почти просвечивающее тело проступает отчётливым образом перед моими глазами. Игла с ядом, впрыснутым в её кровь.

Нижняя губа начинает трястись, но я её прикусываю. Кажется, что сейчас меня вывернет от боли потери, но я лишь сильнее давлю зубами на губу. В сознании мелькают какие-то воспоминания из девства, я вспоминаю свои приезды на окраину, её детскую радость от встреч. Теперь это больше не будет никогда. Я не испытаю радости братской заботы о младшей сестре, не увижу её счастливой после окончания колледжа, не буду выслушивать переживания матери о том, что Никса ушла поздно из дома и гуляет с мальчиком. Этого не будет. Больше ВООБЩЕ ничего не будет связанного, с ней. Только страшные воспоминания о её исхудавшем теле с вонзённой в тонюсенькую ручку иглой с ядом.

Зияющую в субстанции души сквозную дыру от её потери не залить никакой смолой новых ощущений. Тонкое полотно нашей психики похоже на ткани органов. Если внутри органа образуется воспаление – сперва, возникает дыра, она постепенно затягивается соединительной тканью. Но эта ткань чужая для органа. Она как универсальный клей, залатывающий все бреши. Со временем боль стихает, воспаление уходит, а на месте дыры в органе вместо здоровой ткани остаётся соединительная. Грубым рубцом она будет всю жизнь напоминать организму о былых потерях.

Раварта улавливает моё внутренне состояние. Она отрывается от своих мыслей, приближается ко мне безмолвно обнимает. Бессмысленно что-либо говорить, словами уже ничего не поправишь. Сейчас главное утешение для мня – любимая рядом.

Мы проходим с десяток, а может и два километра, пока не натыкаемся на ещё один такой же шкаф с едой. Распихивает еду некуда. Быстро заталкиваем в себя по нескольку сэндвичей и кексов. Затем вытаскиваем ещё еды из шкафа и следуем искать место для ночлега. Выбирать, собственно, особо не из чего.

– Может, тут, где и кровати есть? – гоняю мысли вслух.

– Ага и массажёр с горячей ванной, – хихикает она.

– А что! Кто их знает этих, зажравшихся ублюдков! У них тут может быть что угодно.

Она смотрит на меня, и улыбаясь, покачивает головой.

– Давай ещё немного пройдём вперёд. Если ничего такого не попадётся, заночуем прямо на полу, он вроде нехолодный, – предлагает она.

– Угу, – мычу я.

Мы тащимся ещё около километра, может, больше. Время здесь не ощущается, оно, словно пропало, растворилось в небытие. Что-то меняется в окружении. Я оборачиваюсь. Раварта тут же повторяет за мной. Свет за нашими спинами потух. Коридор позади нас погрузился в кромешную темноту, поглотившую и свет от шкафов с едой и напитками. Мы неприятно ежимся, смотрим друг на друга и следуем дальше с ощущением незащищённого тыла. Стало будто бы тревожнее за себя.

– Наверное, так предусмотрено, – пожимаю я плечами. – Экономят или что-то в этом духе.

– Скорее всего, – тихо произносит она. – Смотри, там что-то светится в стене справа! – встрепенувшись, восклицает она.

Я смотрю в сторону, куда покажет её палец и вижу нечто похожее на прямоугольную рамку.

Мы подходим ближе. Скруглённые синие неоновые линии обрамляют нишу, внутри которой за стеклом стоит кровать.

– Смотри-ка, Каверфол и правда не соврал! Здесь есть всё необходимое! – восклицает она.

Я вижу паз для многогранного ключа и начинаю копошиться в кармане, выискивая заветный цилиндр. Раварта выхватывает у меня ключ.

– Эй, отдай! – пытаюсь отобрать его назад.

– Ты долго копаешься. Я хочу спать! – она смотрит на меня, оттопырив нижнюю губу, затем ловким движением вгоняет ключ в отверстие.

– Без проблем, мисс королева!

Но она, похоже, от усталости уже не в состоянии оценить шутку. Стеклянная перегородка отодвигается, и мы входим внутрь ниши, залитой фоновым светом, чуть пригнув головы.

Кровать застелена белоснежным одеялом и одной подушкой, но мы не привередничаем. Я стаскиваю ботинки и заваливаюсь на постель. Раварта следует моему примеру.

– Трэй, давай хоть снимем брюки и рубашку, – предлагает она.

– Хорошо.

Мы остаёмся абсолютно голыми. Мягкая ткань белья с запахом цветочной стиральной отдушки ласкает кожу. Свет вокруг приглушается, но полностью не гаснет. Так даже спокойнее. В нише прохладно, это помогает нам обоим быстрее погрузиться в сон. Моя рука обхватывает живот Раварты, и тепло её кожи – последнее, что я ощущаю перед тем, как провалиться небытие.

Я проспаю от того, что кто дует мне в ухо. Струя горячего воздуха обволакивает скульптуру моей ушной раковины. Улыбка сама проступает на моём лице.