Семь крестов - Николай Прокошев

Очередная длительная остановка произошла в Магдебурге – городе, где обучался грамоте юный Гектор. В семинарии они с Михаэлем на дощечках, покрытых воском, чертили буквы. Полировали пергаменты пемзой, чтобы придать им мягкую податливость, рисовали свинцовыми стилосами замысловатые миниатюры, зубрили наизусть отрывки из древнегреческих мифов. Словом, картина счастливого детства, проведенного бок о бок с лучшим другом, возникла перед глазами прусса в таких насыщенных красках, как никогда раньше.

А ты помнишь все это, Михаэль?

По пути следования был, в числе прочих, посещен и Ганновер, где паренек восторженно, с азартом засмотрелся на петушиные бои, проведенные прямо в одной из гостиниц. В Дорпмунде[142]недавно прошла эпидемия скоротечной чахотки, унесшая три сотни жизней. По такому случаю все население ходило в трауре, не поднимая глаз.

Из-за настойчивых просьб Матиаса курс немного изменили и направились в Кёльн. Слуга сумел убедить Гектора в необходимости воочию увидеть знаменитый Кёльнский собор. Лучшее из воплощений немецкого зодчества притягивало к себе паломников со всего света, вот и мальчик захотел хоть на секунду взглянуть на чудотворное древнее распятие, помещенное внутри собора.

За три дня до Пепельной среды[143]путники наконец достигли ворот знаменитого фландрийского города Гента. В этой точке сходилось большинство торговых путей всего материка. Крупнейший центр шерстоткачества и сукноделия, Гент, второй европейский город по величине после Парижа, являлся вместилищем денежных масс, принадлежащих людям разных сословий.

Без монеты даже собака не подошла бы к человеку, пожелавшему протянуть ей кость. Если не подсыпать в котелок серебряной крошки, вода отказалась бы закипать, а если не приложить к топору золотого слитка, он запротестовал бы против колки дров. Вот и хмурый привратник привычным жестом протянул ладонь, требуя платы за въезд, но, увидев важное письмо, недовольно хмыкнул и пропустил повозку внутрь стен. От монументальности построек на центральной площади захватывало дух. Вовсю кипела работа по перестройке церкви в собор. Шпиль городской колокольни, находившейся напротив, уходил в небо так высоко, что с Пса слетел капюшон, когда он задрал голову, надеясь углядеть его конец. Восхищенный столь захватывающим зрелищем, Матиас остановил лошадей, что чуть не послужило причиной столкновения с другой повозкой. Лишь зычный бой часов вывел друзей из оцепенения перед бесспорным шедевром каменного зодчества.

По левую руку виднелась еще одна башня с четырьмя остроконечными колоннами по углам. Путникам повезло – рядом стояли два немца, болтавшие на родном языке. Они как раз обсуждали эту постройку. Церковь Святого Николая, покровителя торговцев и путешественников, была отстроена в камне на деньги цеховиков, ибо прежние деревянные храмины страдали от пожара с завидным постоянством. А этому чудесному сине-серому камню все напасти нипочем: и огонь, и ливень, и даже ураган. Кроме того, в трансептах находились специальные семейные капеллы, где имели право молиться только их владельцы.

Оказывается, по всей Фландрии таких сооружений полным-полно. Однако ни Псу, ни Матиасу ранее Фламандию посещать не доводилось, оттого они с трудом смогли оторвать взгляд от захватывающей дух гентской жемчужины.

Дорожка в старинный замок герцога, величаво возвышавшийся на пригорке в излучине небольшой речки Лейе, вела по узкой гильдейской улице. Ступенчатые фасады купеческих домов изобиловали богатой лепниной, мраморными колоннами и нефритовыми пилястрами. Но засматриваться было некогда – если не поторопиться, то навстречу могла пойти другая повозка. Тогда точно пришлось бы куковать на брусчатке до самого лета. Через минуту-другую посланцы магистра добрались к конечному пункту назначения.

Чтобы туда попасть, следовало пересечь горбатый мостик, перила которого венчали небольшие скульптуры местных жителей, запечатлевшие их в радостные моменты. Один веселый мужичок тащил гуся под мышкой, женщина гребла на лодке. Бронзовые фигурки изображали ребятишек, катающихся на коньках. Но стоило взглянуть вправо на замерзший канал, разделявший портняжные ряды надвое, как по волшебству статуи превращались в живых весело гомонящих детей. Краснощекая от морозца ребятня задорно полосовала ледяную толщу башмаками на ребристых медных подметках.

Архитектура замка напоминала больше ливонскую, нежели прусскую. В самом Генте зданий из красного кирпича почти не строили, разве что цех мясников да пару таверн. Оплот графов фламандских, крепость, являлась резиденцией герцога Бургундского, чье влияние распространялось и на здешние земли.

Конструкция напоминала французские серые кирпичные замки с круглыми пузатыми башнями по периметру. Сквозь стройные зубцы стен наверху, отражая солнечных зайчиков, то и дело мелькали шлемы караульных. Через речку к главным двустворчатым воротам вел откидной мост, обычно опущенный в мирное время.

Сквозь крохотное зарешеченное оконце привратник поинтересовался, очевидно, целью прибытия у приезжих. Пес сунул курносому пареньку под нос письмо магистра. Загремел засов, заскрипели петли. Уставшие лошади втянули повозку во двор. Матиас прогнул спину, разминая кости, и спрыгнул на снег. Долгое утомительное путешествие подошло к концу.

Вскоре из дворца важно вышел распорядитель герцога и жестом пригласил путников идти за ним. Проходя мимо колодца, Гектор обратил внимание, что над палатами гордо реяли два флага: черный лев на желтом фоне – герб Фландрии, и рубанок со стружками – эмблема Иоанна. Там же одна из башен служила постаментом для виселицы. Как в начале пути, на перекрестке в Германии, несколько мертвых тел раскачивались на ветру. В прусских крепостях трупы старались не выставлять на всеобщее обозрение, по крайней мере надолго.

Тронный зал располагался на первом этаже дворца. Высокий сводчатый потолок подпирался массивными балками. Из стрельчатых окон, подобно густому молоку, на мраморный пол клубился свет, от чего настенные мозаики переливались совершенно неожиданными красками. Тепло распространялось от факелов, закрепленных на колоннах, а также от изящно декорированного резьбой из слоновой кости камина, куда слуги подбрасывали древесный уголь. Вдоль стен висели геральдические щиты с гербами вассалов герцога. У западного края залы на возвышении находился сам трон, имеющий драгоценную отделку, включая янтарный шар размером с голову Матиаса.

Невольно на память полубрату пришел древнебрутенский верховный жрец Криве-Кривайтис, властвовавший некогда в Янтарном крае. Очень часто этот драгоценный камень украшал короны и скипетры, кадила и перстни многих сильных мира сего. Наличие любого предмета из янтаря – шкатулки, подсвечника, оправы для зеркала – в чьем-либо доме прямо свидетельствовало о высоком положении его хозяина. Молчаливый символ власти неуклонно внушал и уважение и трепет одновременно.

На троне спокойно, вытянув скрещенные ноги и соединив длинные тонкие пальцы рук, сидел Иоанн, второй герцог Бургундский и заодно граф Фландрии. Абсолютно лысый, с удлиненным одутловатым лицом, глазами навыкат и крючковатым носом, сорокалетний мужчина внимательно разглядывал чужеземца.