Французская мелодия - Александр Жигалин

И это был выход, дающий возможность потянуть время, чему Илья был чрезвычайно рад.

— Вы, Илья Николаевич, — сдерживая себя, продолжил наступление Гришин, — человек незаурядных способностей, особенно когда дела касаются бизнеса. Но не надо сравнивать жизнь с коммерцией. Обмануть меня не удастся по причине, что два раза на одни и те же грабли я не наступаю. Рано или поздно мы выкурим вас.

— Вы решили, что я сам себя замуровал?

— Разве не так?

— Не так. Потому как смысла нет прятаться в хранилище, когда наверху в заложниках мать и тётка. Не знаю, почему механизм возгорания дал сбой, но произошло автоматическое закрывание замков. Коды не работают.

Судя по возникшему на противоположном конце провода молчанию, последняя фраза подействовала на полковника убедительно.

Подтверждением тому стал вопрос: «И как вы намерены выходить из положения?»

— Не знаю, — вздохнув, проговорил Богданов, и тут же, дабы не вводить противника в состояние нервозности, добавил. — Пока не знаю.

— Что значит не знаю? И что означает это ваше пока? Если вы думаете, что мы намерены сидеть здесь вечно, то заблуждаетесь. Ждать не мой профиль.

— Но я на самом деле не знаю, что делать.

— Нет такого слова «не знаю». Есть слово «не хочу». К тому же, ничего не происходит просто так. Всему всегда есть причина. Коли есть причина, должна быть и инструкция по её устранению.

— Должна. Но я не нашёл. Облазил всё. Ничего, кроме папок с бумагами.

Напоминание об архиве сделало своё дело. Сам того не ожидая, Илья внёс в раздумья Гришина сомнения, о чём можно было догадаться, не видя выражения лица.

Трубка, покряхтев, причмокнула, после чего последовало шуршание, затем молчание.

Голос возник, когда пауза стала затягиваться на непозволительно долгое время.

— Будем считать, что вам удалось убедить меня в десятый раз. Но не думайте, что Гришин начал верить словам. Мы тут подумали и решили предпринять нечто, что наверняка удивит вас, заодно успокоит нас. Если всё, о чём вы только что пропели, окажется правдой, я прощу вам попытку провести меня. Нет — пеняйте на себя.

— И что вы придумали? — стараясь не выдавать назревающего внутри волнения, проговорил Илья. — Если намёк на дверь, предупреждаю, взорвав её, вы не добьётесь ничего.

— Никто ничего не собирается взрывать. Есть способы куда более деятельные, в то же время абсолютно безвредные для хранилища, а также для того, что в нём находится.

— Но не для человека?

— Вы не только умны, но и догадливы.

Прозвучавший в трубке смех напомнил Богданову фильм ужасов, в котором поедающий человека монстр, прежде чем впиться бедняге в горло, издавал такие вопли, от которых в жилах стыла кровь.

Почувствовав, как паника, пробравшись под рубашку, начинает цеплять за нервы, Илья попытался взять себя в руки. Он даже на какое-то время задержал дыхание, чтобы выдохнуть из себя горечь предчувствия обречённости.

Ответ на жужжащий в голове рой вопросов не заставил себя долго ждать. Погасший в хранилище свет, выдав намеренья одной стороны, поверг в темноту другую, что не могло не сказаться на общем состоянии.

Растерянность сковала сначала руки, через какое-то время ноги.

Лишённый возможности ориентироваться Богданов не то, чтобы не осознавал, но даже не мог предположить, в какой оказался ситуации, и чем именно грозило ему отключение электроэнергии.

Время будто замерло, предоставляя человеку возможность, соизмерив ум и силы, начать искать выход из положения.

И он его нашёл. Правильнее будет сказать, выход нашёл себя сам, напомнив о газовом фонаре, который отец вместе с аптечкой, огнетушителем и набором инструментов хранил в небольшом, похожем на чемодан ящике. Просчитывая любые, даже самые невероятные ситуации, тот не мог не учесть варианта отключения электроэнергии, потому и припас фонарь, не забыв снабдить его коробком спичек.

Найти и зажечь нехитрое устройство не составило труда, отчего сейф озарился скудным, но значимым для Богданова, светом.

Вспомнил слова отца: «Резервного освещения хватит на три часа». Илья, воспряв духом, позволил себе расслабиться. Он даже собрался продолжить знакомство с архивом, для чего вынул из коробки папку с надписью: «Год 1998. Заключительная серия испытаний», как вдруг до сознания дошло то, на что до этого не обращал внимания. Исчез звук проникающего в хранилище воздуха. Напоминающий работающий за стенкой вентилятор тот вдруг смолк, словно кто-то взял и выдернул провод из розетки.

Следующему мгновению суждено было стать роковым, ибо именно столько понадобилось времени для того, чтобы до Ильи дошёл смысл замысла Гришина.

Отключение энергии лишало узника не только света, но и воздуха.

— Скотина, — сорвалось с губ. — Измором решил взять. А я — то разбушлатился: фонарь, три часа гарантированного света. Хрен там. Не такой полковник дурак, чтобы довольствоваться малым. Запустит в систему какую-нибудь дрянь, тогда- то и начнётся настоящая свистопляска.

Звонок телефона, остудив пыл, заставил поморщиться.

То, что звонил Гришин, не вызывало сомнений.

— Ну как вы там, Илья Николаевич, не слишком жарко?

Прорывающийся сквозь провода голос был больше наполнен издёвкой, чем смыслом.

— Пока не очень, — вынужден был соврать Илья.

— А то пожалуйте наверх. Будем рады.

— Понимаю, о какой радости идёт речь, — усмехнулся Богданов. — Разберусь с замками, тогда и выйду.

— Интересно знать, как вы намерены разобраться, если мы отключили электроэнергию?

— У папы тут резервный источник предусмотрен, так что часа три в запасе имеется.

— За три часа вы, уважаемый, Богу душу отдадите, если, конечно, родитель ваш сейф кислородными подушками не оснастил.

На этот раз раунд невидимого боя оказался за Гришиным.

Первые признаки нехватки воздуха Богданов ощутил через пять минут. Через десять стало жарко. Через двадцать пот, струясь по телу ручьями, заставлял грудную клетку вздыматься так, будто лёгкие выросли до размера слоновьих. С каждым вздохом воздуха становилось всё меньше и меньше. Поглядывая на дверь, Илья ловил себя на мысли, что думает не об архиве, не о Гришине. Само существование Богданова было направлено на поиски силы воли.

«И зачем я себя мучаю? Ради чего? Ради заметки в газете: «Илья Богданов ценой собственной жизни пытался спасти архив суперсекретного оружия»? И что из того? Ну, спас. Ну, не дал преступникам завладеть «лучом смерти». Дальше что?

Ничего. Страсти улягутся, общественное мнение погрязнет в водовороте житейских проблем, и только участники истории, рассказывая детям, будут вспоминать, с чего всё началось и чем всё закончилось. Но ведь меня- то к тому времени уже не будет».

Представив расхаживающего вокруг гроба батюшку с кадилом, Илья невольно схватился за телефон, и только когда ладонь легла на трубку, внутри что-то екнуло: «Как бы повёл себя отец? Чего —