Маски Черного Арлекина - Владимир Торин

– Ква-ак? Аа-ак? – вновь заквакал лягушонок.

Девушка подошла ближе, придерживая подол темно-синего платья.

– Я не знаю, сэр Гвинеон, – тихо проговорила она, обращаясь к маленькому зеленому существу. – Должно быть, что-то изменилось...

– Ке-ваак, Инельн!

– Верно, мой милый рыцарь, изменилось во мне... – Красавица протянула лягушонку нитку с десятком нанизанных на нее мух, и маленький квакун тут же принялся лакомиться угощением.

Подул ветер, сорвавший с нависающего над леди вяза последние листья и взвивший их в воздух. Девушка сильнее закуталась в бархатную накидку цвета сумерек, отороченную нежным лисьим мехом, но ни осеннее одеяние, ни теплые атласные перчатки не спасали от холода.

Леди Инельн подошла к самой кромке воды и посмотрела на свое отражение в прозрачной глади пруда. Она была бледна и болезненна с виду: на лице залегли глубокие тени, а лоб омрачили морщинки. Глаза раскраснелись от слез, и под ними налились синевой мешки, сухие губы были обветрены и в некоторых местах прокушены. Ветер развевал длинные черные волосы, выбивающиеся из-под капюшона накидки, – они походили более на нечесаные лохмы, чем на приличествующие благородной даме шелковистые пряди.

– А ведь вышло все именно так, как я и боялась, – прошептала леди Инельн скорее себе самой, нежели лягушонку.

– Ку-ак, ку-ак! – Очередная муха исчезла в широком рту трапезничающего зеленого квакуна.

– Но как же так?! – Леди Инельн поглядела на лягушонка. – Я ведь думала, что смогу уберечь себя. Думала, что не повторю сестриной ошибки!

И то верно. Нужно признать, что леди Инельн де Ванкур, графиня-младшая из замка Даренлот, никоим образом не походила на тех красавиц печального образа и трагической судьбы, воспетых в романтических балладах и старинных сказках. Не тратила она впустую время в одиноких комнатах на верхушках башен в ожидании своего суженого, не благословляла рыцарей, отправляющихся в поход за ее рукой и сердцем, и уж само собой не позволяла пелене сладких грез застлать себе взор. Уж скорее она напоминала холодную неприступную деву, на сердце которой висит тяжелый кованый замок, а ключи от него разъедены ржавчиной. Леди Инельн не подпускала к себе никого, лишь забавляясь с чужими чувствами и язвительно насмехаясь над сердечными порывами. Словно капризный ребенок, она видела все совсем по-другому и считала, что беды можно с легкостью избежать, стоит лишь избавиться от всех причастных к ней вещей. Будто мальчишка, сломавший дорогую игрушку, спешит спрятать ее, чтобы избежать отцовского гнева, и при этом искренне верит, что если не думать о ней, то все пройдет мимо него и уляжется само собой. Одно лишь различие: для леди Инельн подобными сломанными игрушками являлись люди. Десятки рыцарей сложили свои головы в попытках добыть хотя бы каплю благосклонности графини-младшей из Даренлота, но всех ожидала неудача, каждый нашел свой конец, выполняя невыполнимые задания и ступая на заведомо убийственные пути. Примером жестокости леди служили разбросанные в траве по всему берегу пруда старые, проржавевшие насквозь сферы, скованные из двух обручей металла, с маленькими сердцами внутри. Эти символы рыцарской любви нашли себе здесь последний приют, брошенные равнодушной рукой молодой, но коварной леди, предавшей их дождю, ветру и проросшей сквозь них траве...

Расправившись с последней мухой, лягушонок соскочил с камня и запрыгал по корням деревьев, торчащим из земли. В какой-то миг он взобрался на одну из кованых сфер. Маленькая перепончатая лапка нежно погладила старый металлический обруч, покрытый мхом. Сердца внутри было не разглядеть – оно скрылось в земле и опавших листьях. Эта сфера принадлежала некогда сэру Гвинеону, а ныне квакуну-лягушонку, прозябающему в пруду среди кувшинок, в домике-коряге, окруженном зеленой ряской.

– Я все делала, чтобы меня не постигла та же участь, – негромко проговорила леди Инельн.

Видя, как годами страдает ее старшая сестра, Изабелла, она зареклась связываться когда-нибудь с подобным сэру Ильдиару де Ноту рыцарем. Годы одиночества, ночные кошмары, постоянные мысли: «Где же он?!» и «Не убили ли его?!» – все это прелести роли невесты великого магистра ордена Священного Пламени. Сестра походила на вдову при живом женихе: пустые кресла в пиршественном зале, ледяное ложе, зеркала без отражений. Больше всего младшая сестра боялась повторить участь старшей. И пусть судьба всех женщин в королевстве – ждать и отсчитывать дни, словно узницы, леди Инельн де Ванкур решила для себя: уж лучше она будет всегда одинока, чем превратится в беспокойного призрака, зависшего на грани между жизнью и смертью, сном и реальностью, настоящим, прошлым и мечтами о будущем. Всем своим существом графиня-младшая ненавидела их, этих мужчин, даже не задумывающихся о причиненной любящим их женщинам боли. Страдания сестры породили в ней некое желание мести, если не Ильдиару де Ноту, то таким же, как и он.

До недавнего времени леди Инельн хорошо играла свою игру, отталкивая от себя любого претендента, создавая славу и лелея в себе образ рыцарских неудач. Сперва к ней на аудиенцию выстраивались толпы, ее боготворили, обещали швырнуть к ее ногам богатства, замки, графства, сразить любое чудовище по ее желанию, но постепенно все это рассеялось, все ушло в прошлое, оставив настоящему лишь надпись на указателе: «Даренлот. Замок, где рыцарь расстается с сердцем и головой». Как оказалось, отдать и то и другое было слишком много для любого из былых претендентов. Да и зловещие слухи о смерти, поджидающей у ворот замка любого, кто ступит на порог, делали свое дело. Последний раз руки леди Инельн де Ванкур осмеливались просить три года назад.

И вот теперь все рухнуло. Все прошлые переживания, все смерти, все проклятия и безуспешные предприятия былого просто лишились смысла. И произошло это в тот самый миг, когда в замок принесли раненого рыцаря, спасшего ее старшую сестру от жуткого людоеда. И в ней надломилось что-то – должно быть, именно тот шипастый стебель розы, из которого состояла вся ее былая уверенность. Впервые она перестала презирать чувства других, впервые захотела примерить иную маску, впервые возненавидела себя саму, когда попыталась сыграть свою извечную шутку с этим рыцарем. «Цвет рыцарства весь вышел, как багрянец сорванной розы...»

И теперь вместе с новым чувством страх поселился в ее душе. Страх и ожидание грядущей потери.

– А ведь вышло все именно так, как я и боялась...

Теперь она ненавидела всех почтовых голубей, срочных гонцов, королевскую службу Крестов, людей, которые носят послания, даже стрелы с обмотанными вокруг них свитками писем, ведь в одном из них могли оказаться слова, разбивающие ей сердце...

Вдруг леди Инельн почувствовала, что кто-то стоит у нее за спиной, и обернулась. Ее печальные глаза тут же наполнились радостью, но затем угасли – рыцарь, которого она ждала, был облачен в походные одежды.

– Сэр Джеймс!

– Миледи!

Она подбежала к нему.

Джеймс смотрел на леди Инельн и не мог оторвать от нее взгляда – он не знал, как сказать ей то, что должен был. Она очень ясно видела это. Рыцарь бережно, словно хрустальный цветок, сжал ее ладони своими.