Влюблённые - Лина Вальх

все плод ее агонизирующего разума.

Она мертва, а это лишь предсмертные попытки мозга успокоить свою владелицу.

— Так вот ты какая настоящая.

Снова тот же сон. Эйлин лежала на каменном постаменте, увитая виноградными лозами. Люди вокруг казались маленькими тенями на фоне ее собственной фигуры, но теперь она видела их лучше, чем в прошлый раз. Их образы складывались в голове намного быстрее, а темнота, сквозь которую они пробивались, отступал намного охотней. Хотелось сказать спасибо Лане за помощь и поддержку, потому что для образа в умирающем сознании Блейк была необычайно живой и тёплой. Иногда Эйлин казалось, что на фоне подруги она холодный труп, существующий по инерции. Все мысли казались Маккензи заученными, все действия — заведёнными в протокол, а обычно живое воображение сменилось бесконечными чужими образами, всплывающими в ее голове.

Но сейчас все было по-другому. Перед ней стоял Джеймс. Этот маленький — пусть и выше Эйлин, — невыносимый Джеймс, напоминающий о том, что даже после смерти тебя могут предать. Губы изогнулись в сардонической усмешке — Эйлин никогда не умела выбирать партнёров. И только лишний раз в этом убедилась.

— Какая? — она надеялась, что ее голос прозвучал не слишком резко, хотя ее это не заботило.

Джеймс шагнул ближе. Он был все так же красив: каштановые кудри, золотистые глаза и ехидная ухмылка, исказившая его лицо. Эйлин сглотнула — кажется, любовь к кудрявым мужчинам была у неё наследственной. Пусть даже дядя Уилл всегда укладывал волосы, недовольно шипя и бранясь на закручивающиеся от влажности пряди.

— Неприступная, — Джеймс снова сделал шаг, — дикая, — еще один, — холодная. Упивающаяся болью этих людей. — Казалось, это Джеймс упивается ее скривлённым в гримасе лицом, говоря эти слова. — Они ведь даже не видят тебя, но ты все равно здесь, смотришь на них и потешаешься. Как над дурачками, что слепо верят в своего маленького и жестокого бога.

Собрав в кулак всю свою оставшуюся волю, Эйлин процедила:

— Не припомню, чтобы я интересовалась твоим мнением, что и как мне делать. Как не помню и того, что приглашала тебя сюда, предатель.

— О, моя дорогая Эйлин, чтобы предать — нужно принести клятву. Я же, помнится, просто обещал помочь.

Яд стекал из каждого слова Джеймса, он шипел и обжигал Эйлин своими парами, а она могла только смотреть на него, продолжая послушно исполнять роль жертвенного алтаря. И все же Эйлин не могла ничего возразить — Джеймс действительно обещал ей лишь предоставить свою помощь и отвезти домой. Он никогда не клялся ей в верности, и уж тем более было глупо рассчитывать, что плод твоей фантазии будет вести себя как послушное домашнее животное. Пусть это и ощущалось с лёгкими нотками детской обиды.

— Что, маски сорваны, Джеймс? — Эйлин постаралась хмыкнуть как можно надменней, но вместо этого поперхнулась попавшей не в то горло слюной. Маккензи громко прокашлялась, но никто из людей вокруг ее не услышал, и хрипло продолжила: — Хотя это ведь не твоё настоящее имя, я права? Жаль только мне плевать, как там тебя звать на самом деле. Ты всего лишь маленький наглый лгун.

— Следи за языком… — не скрывая угрозу в голосу протянул Джеймс.

— А то что? — Эйлин приподнялась, оборвав его на полуслове. Ее щеки горели, и она не была уверена, почему. — И его меня лишите?! Давай. Может быть это будет первым правдивым лицом, которое ты мне покажешь.

Джеймс в ответ на это только хмыкнул и начал медленно обходить Эйлин вокруг алтаря, заложив за спину руки.

— Ты слишком спокойна. Для человека, который оказался… — он взмахнул руками, — здесь. Не бьёшься в истерике, не задаёшь вопросы, хотя наше маленькое поисковое приключение закончилось ничем.

— Я мертва. Не думаю, что мне нужно знать больше о своём положении. Я смирилась с этим. И просто жду, когда все закончится.

Бровь Джеймса удивлённо выгнулась, и он замер.

— Закончится? — присвистнул он. — А мне казалось, все лишь началось. Они ищут тебя. Ищут, чтобы предать суду и казнить. Это в лучшем случае. И мой тебе совет — оставайся там, где ты сейчас находишься. Не высовывай носа и позволь мне делать мою работу.

— А если я этого не сделаю?

Эйлин подалась вперёд, игнорируя пульсирующие вокруг неё огни факелов. Джеймс раздумывал недолго: на мгновение поднял взгляд к потолку, поджал губы, а затем кивнул собственным мыслям и уверенно вынес свой вердикт:

— Тебя убью я.

Эйлин хотелось рассмеяться. Ей хотелось забиться в истерике, потому что все, что она сейчас ощущала — пустота. Пустота, какая возможна только, когда ты уже обречён. Эмоции внутри неё путались, подменяли друг друга, а чувство страха за секунду сменялось эйфорией. Эйлин казалось, что она просто разучилась чувствовать, и это пугало — слишком незнакомые ощущения, вслед за которыми приходило лишь разочарование в себе.

— Я мертва, — снова, как попугай, повторила заученную фразу Эйлин, не в силах сделать хоть что-нибудь, чтобы избавиться. — Что еще ты можешь сделать со мной? Терзать до конца моих и без того не оставшихся дней? Или Ад все-таки существует и ты мой личный палач? Где это небытие и забвение, которое мне обещали?

— Забвение? Кто тебе рассказал о нем?

Джеймс выглядел не столько озадаченным, сколько заинтересованным в словах Эйлин. Он шагнул ближе к ней, заглядывая в глаза, и теперь его образ едва ли был чем-то большим, чем просто переливающимся в наплывающей тьме пятном. Он размывался, словно кто-то уронил на его свежий акварельный портрет несколько капель воды, и напоминал буквы на приёме у окулиста, которые Эйлин не смогла бы разглядеть без очков даже приблизившись к нему вплотную. С каждой секундой Джеймс становился все прозрачней, пока от него не остались лишь пробегающие коричной рябью вспышки перед взглядом Эйлин.

Она притихла. Ее окаменевшее тело напряглось, и Маккензи медленно сглотнула, прежде чем дать ответ.

— Папа. Он всегда говорил, что после смерти людей не ждёт ничего. Ни Рая, — она облизала пересохшие губы, — ни Ада. Только пустота и небытие. У людей нет души — только тела. Поэтому, если сейчас вы пытаете меня в Аду — я хочу вернуться и приготовить ему самый отвратительный куриный суп, который только могу сделать, потому что он меня обманул!

Джеймс хмыкнул.

— Он тебя не обманывал.

— Что?!

Факелы вокруг алтаря вспыхнули с новой силой, обдав Эйлин волной жара и хрустом растворяющихся в воздухе искр, и Джеймс зашаркал ногами, попятившись — каждый его новый шаг становился тише предыдущего, — а золотистое пятно зарябило и всколыхнулось: кажется, он вскинул руки в сдающемся на милость